"Как ты вообще мог о таком подумать, еще и сказать матери подобное в лицо? Мать всегда предпочтет сына и всегда бросится в огонь за сыном, как бы сильно она не любила его отца. Эта наша природа. Дети превыше всего. Может и есть какие-то исключения из правил, но…" — она дернула головой, видимо, попытавшись качнуть ею отрицающим жестом, но вышло как-то не очень — "Не в моем случае. Я всегда тебе говорила, что буду всецело на твоей стороне и сделаю все возможное и невозможное, чтобы мой единственный мальчик был счастливым, и его жизни коснулось как можно меньше плохих вещей. Кто же знал, что все так выйдет? Да и не все можно контролировать, как и уследить за каждым. За тобой вот и не уследила, хотя смотрела в упор в оба глаза… Господи… Ну почему?.. Почему ты со мной не поговорил?.."
"О чем и зачем? Или я должен был спросить у тебя личного разрешения?" — нет, я не пытался ее поддеть или обидеть, но ведь и у меня никто не спрашивал, хочу ли я оставаться дальше в этом гребаном сральнике под названием жизнь.
"Прости, мой золотой. Наверное, я просто оказалась не в меру безалаберной. Банально просчиталась или не захотела в это верить, хотя было столько живых примеров среди знакомых и друзей. Видимо, до последнего думала, что такое может происходить с кем угодно и где угодно, но только не с моим мальчиком. Думала, ты у меня самый сильный, упрямый и ничто не сможет тебя до конца сломить, даже тот ад, через который тебе пришлось пройти благодаря стараниям твоего отца. Ведь на то, что ты сделал действительно нужны нереально нечеловеческие силы, особенно после тобою пережитого. Ты же действовал не спонтанно, просчитал каждый шаг и секунду, держал в себе этот план неделями. Готовился к нему и знал, что другого такого случая тебе может уже и ни выпасть… Такие вещи не все профессиональные убийцы способны провернуть, что уже говорить о том, кто даже в детстве ни разу не поднял руки на лающую из-за угла Моську. Но, самое ужасное, ты ведь на этом не остановишься… Я видела все это время в твоих глазах эту… пугающую бездну. Видела, как ты рвешься туда… к ней, хотя и стараешься не думать и не вспоминать, чтобы продержаться в этом мире еще несколько часов. Видела, но… не верила. Не хотела верить в то, что мой мальчик один из немногих. Вернее даже из единиц, кто… кто не способен выжить без своей пары, несмотря на дарованные ему природой силы… Может оттого и недоглядела. Обманывалась до последнего…"
"Тогда… какой смысл во всем этом теперь?" — я скосил глаза к потолку и тоже шевельнул головой, пытаясь очертить кривой траекторией взгляда окружающую нас клетку. Хотя, и не только ее, но и все то, что находилось за ней и что собирались со мной дальше делать в не таком уж и далеком грядущем. — "Ты же не можешь не понимать, что это всего лишь бессмысленная отсрочка. Даже если ты меня свяжешь и будешь держать на таблетках годами, ты ничего не изменишь… Это все равно произойдет и даже без приписки "поздно"."
"Пожалуйста, Кир… Не говори такое своей маме. Хотя бы не сейчас. И… я тебя прошу об этом не ради себя и не за себя. Пообещай мне." — в этот раз нежные ласки уставших пальцев Риты Стрельниковой сменились более ощутимым захватом шершавых ладоней на моем совершенно апатичном лице. Последовавшая попытка удержать мой взгляд на бирюзовых клинках пристальных глаз напротив едва ли дала преследуемых матерью результатов. Я так ни черта и не почувствовал. Оно и не удивительно. Я перестал что-либо чувствовать к другим людям уже давно. Точнее, сопереживать и сочувствовать, позволять их боли и эмоциям хоть как-то меня касаться. Воспринимал лишь физический контакт и то поверхностно, как если бы прикасался к бездушным предметам и не более того.
"Пообещай, что ты ничего не станешь с собой делать. Что ты найдешь в себе силы продержаться еще несколько месяцев, несмотря ни на что. Пожалуйста. Мальчик мой. Я только что пережила одну из самых нелегких трагедий своей жизни, еще одну, более страшную я точно не вынесу. Особенно сейчас…"
Мелодично-монотонный голос диспетчера снова выдернул меня в пределы окружающей реальности из очередного провала. Сколько в этот раз я там пробыл? Даже не представляю, да и не хочу знать. Хотя бы в этот раз, увидев перед собой умиленное лицо Риты Стрельниковой, я не стал этому удивляться или вспоминать, откуда она здесь вообще взялась. Я прекрасно помнил, что она настоящая, и мы оба сидим сейчас в кафетерии аэропорта Пулково Северной Пальмиры. Что уже где-то через полчаса я скажу ей прости-прощай и отправлюсь к зеленому коридору таможенного контроля буквально на свой риск и страх. А там, на одном из самолетов авиакомпании Финнаир вначале в Хельсинки, потом до международного аэропорта Гонконга и наконец-то, здравствуй, долгожданный Окленд. Больше суток в небе, в десяти километрах над землей. Представляю каким я сойду Окленде. Хотя в сознании все еще теплится наивная надежда, что я могу и не долететь. Вероятность, конечно, ничтожная, но… разве не на все воля Божья?