Купленная невѣста

— Вы очень милостивы, сударь, благодарю васъ за похвалу.

Надя улыбнулась.

— Отпустили бы и вы, если-бъ узнали, что ваша крѣпостная любитъ не васъ, а другаго. Зачѣмъ она вамъ, ежели сердцемъ то своимъ она вамъ не принадлежитъ уже? Для тиранства, для муки не оставили бы, если душа есть.

— О, тутъ все забудешь! Я вымолилъ бы у нея любовь или силой взялъ бы, а ужь другому не уступилъ бы ни за что. Я такихъ, какъ вы, не видывалъ и среди барышень.

— Благодарю васъ, но признаю сіи слова за комплиментъ.

— Клянусь вамъ, что я говорю правду! Вы поразительно хороши!.. Скажите, вы учились гдѣ нибудь, воспитывались? Кто былъ вашъ отецъ?

— Отецъ мой былъ дворовый человѣкъ, а матушка жила при господахъ въ ключницахъ. Наша барыня очень любила насъ всѣхъ, хотя и была строга. Меня она особенно любила, учила грамотѣ, заставляла читать книжки, обучила вышиванью, вязанью, и даже компаніонка ея, француженка мадамъ Биго, обучила меня играть на клавикордахъ и немного говорить по-французски. Генеральша не имѣла дѣтей и насъ любила, какъ родныхъ.

Въ эту минуту дверь въ залу отворилась и вошла Маша съ блюдомъ, на которомъ дымился горячій ароматный пирогъ. Подойдя къ столу, Маша бросила бѣглый взглядъ на Черемисова и слабо вскрикнула, чуть не уронивъ блюдо. Не смотря на штатское платье, она узнала Черемисова, — хорошо врѣзалось ей въ память его красивое характерное лицо въ тотъ вечеръ, когда ее приводили къ Скосыреву.

— Что съ тобою, Маша? — спросила Надя.— Ты поблѣднѣла, дрожишь... Маша, не угорѣла-ли ты, милая, въ кухнѣ?

— Нѣтъ, она не угорѣла, — отвѣтилъ за дѣвушку Черемисовъ. — Она узнала меня, какъ узналъ ее я, но... но только я знаю ее за крѣпостную Павла Борисовича Скосырева, Надю, которую выкупилъ на волю купецъ Латухинъ. Ее приводили къ помѣщику Скосыреву въ то время, когда я былъ у него.

Надя поблѣднѣла, какъ полотно, и безсильно опустила руки.

— Не бойтесь! — подошелъ къ ней Черемисовъ. — Я васъ не выдамъ. Я сразу понялъ, въ чемъ тутъ дѣло, лишь только вы назвались мнѣ невѣстой Ивана Анемподистовича. Не бойтесь!

— Вы... вы знакомый Скосырева? — чуть слышно спросила Надя.

— Я его другъ, у него и познакомился съ вашимъ женихомъ. Не разсказывалъ ли вамъ вашъ женихъ о гусарскомъ офицерѣ, который способствовалъ тому, чтобъ васъ отпустили на волю?

— Да, да, говорилъ. Офицеръ привезъ Павлу Борисовичу какую то радостную вѣсть, и Павелъ Борисовичъ немедленно приказалъ выдать мнѣ вольную.

— Офицеръ этотъ былъ я, — сказалъ Черемисовъ.

Надя съ мольбой протянула къ нему руки.

— Такъ не выдавайте же меня, не погубите! Боже мой, я ничего не знала, я вышла къ вамъ, какъ къ постороннему, намъ сказали, что пріѣхалъ какой то помѣщикъ изъ уѣзда.

— Не бойтесь, — повторилъ Черемисовъ. — Вы почему же медлите свадьбой и не вѣнчаетесь? Обвѣнчанную васъ не отнимутъ, а вѣдь теперь можно еще.

— Да. Иванъ Анемподистовичъ отложилъ свадьбу до „красной горки“ потому, что у него умеръ родной дядя, и до масляницы не выйдетъ еще шести недѣль послѣ смерти дяди этого.

Черемисовъ налилъ рюмку водки и залпомъ выпилъ ее.

— До „красной горки“ вы свободны, — проговорилъ онъ и прошелся по комнатѣ. — До „красной горки“, то есть мѣсяца два еще. Ахъ, Надя, Надя, какая у меня мысль мельнукнула сейчасъ въ головѣ?

— Какая? — встрепенувшись, спросила Надя. Ей подумалось, что этотъ хорошо выпивающій баринъ, подъѣхавшій на извощичьихъ лошадяхъ, не прочь взять денегъ за свое молчаніе.

— Какая вамъ мысль пришла въ голову? — повторила она. — Можетъ, вамъ деньги нужны?

Черемисовъ нахмурился

— Вы глупости говорите! — рѣзко отвѣтилъ онъ. — Гусаръ Черемисовъ за деньги не покупается и не продается. Я вотъ пріѣхалъ къ вашему жениху денегъ занять подъ вексель, онъ даже обѣщалъ мнѣ, но я теперь, послѣ того, что узналъ тутъ, и не стану просить и не возьму... Не это пришло мнѣ въ голову, совсѣмъ не это.

— А что же?

— А вотъ что: если я сейчасъ поѣду къ Скосыреву и разскажу ему про обманъ, про подлогъ, то вольную вашу уничтожатъ, и я, оказавшій услугу Скосыреву, могу сказать: „Павелъ Борисовичъ, ты далъ мнѣ честное слово дворянина сдѣлать для меня все, чтобы я ни попросилъ, такъ отдай мнѣ твою крѣпостную Надю!“ И онъ отдалъ бы, и вы были бы моею, вы, которая такъ поразила меня своей красотой!..

Надя снова поблѣднѣла, ноги у нея подкосились, и она почти упала на стулъ.

Черемисовъ подошелъ къ ней, взялъ ее за руку и сказалъ:

— Не бойтесь, я не сдѣлаю этого. Любите вашего купца, вашего купидона въ длиннополомъ сюртукѣ, плодитесь и размножайтесь!

XVI.

Черемисовъ дѣйствительно не попросилъ у Ивана Анемподистовича денегъ, хотя и видѣлъ, что встревоженный напуганный купецъ охотно дастъ ему сколько угодно и на какихъ угодно условіяхъ. А напуганъ былъ Иванъ Анемподистовичъ страшно и чуть не со слезами упрекалъ мать за оплошность.

— Вѣдь теперь нашъ обманъ то, подлогъ то нашъ узналъ первый другъ и пріятель барина Скосырева, — говорилъ онъ. — Ну, какъ онъ скажетъ ему? Мы не обвѣнчаны, очень легко могутъ Надю отнять, а ужь объ отвѣтственности, о судѣ я и не говорю.