КУПЛЕННАЯ НЕВСТА (дореволюционная орфоргафия)

Павелъ Борисовичъ только подивился характеру своей обожаемой красавицы и еще больше сталъ любить ее, высоко цня то, что она вся отдалась ему и вмст съ мужемъ похоронила все старое. Она же дала ему и мысль блестяще покончить все дло.

— Чего ты волнуешься, мой милый? — говорила она Скосыреву, когда того засыпали бумагами изъ различныхъ учрежденій „по длу объ убійств помщика Коровайцева и бжавшой жен его“. — Все это пустяки! Ты пошли меня къ этимъ скучнымъ судьямъ, а я скажу вотъ что: скучала я дома, покинутая мужемъ, который то по служб, то на охоту отлучался, и похала съ знакомымъ корнетомъ Черемисовымъ, другомъ моего мужа, въ гости къ помщику Скосыреву, который тоже знакомъ съ нами и въ дом у насъ бывалъ, а въ это время мужъ вернулся, послушалъ болтовни пьяной дворни и поскакалъ искать меня въ Москву, набросился на корнета Черемисова и за это поплатился. Вотъ и все. Какая же это вина съ моей стороны? Пусть они дворню спросятъ, какая я была мужу жена. Разв преступленіе въ гости къ теб пріхать? Нтъ, милый, ты не бойся, не смущайся! Не то, что теб, у котораго и богатство, и связи, а послднему мелкопомстному помщику, однодворцу какому нибудь, и то нечего бояться.

Павелъ Борисовичъ въ восторгъ пришелъ отъ ума и находчивости Катерины Андреевны и ожилъ, помолодлъ. Широко и пышно развернулась жизнь въ Лаврикахъ и лишь одно обстоятельство печалило Павла Борисовича и до бшенства доводило Катерину Андреевну. Обстоятельство это состояло въ томъ, что вс лучшія дамы узда не приняли Катерину Андреевну, а т, которыя приняли, не отдали ей визита.

Свадьба должна была уладить это послднее недоразумніе, и вс помыслы Катерины Андреевны направлены были теперь къ тому, чтобы какъ можно скоре обвнчаться съ Павломъ Борисовичемъ и поставить свой домъ первымъ въ округ, а Павла Борисовича провести въ предводители.

XV.

Слдствіе по длу Черемисова было окончено и арестованнаго гусара выпустили на свободу, обязавъ подпискою о невызд изъ Москвы впредь до особаго распоряженія. Изъ полка Черемисовъ принужденъ былъ выйти, такъ какъ дло о похищеніи имъ жены дворянина Коровайцева дошло до высшаго начальства и скомпрометировало Черемисова.

Безъ гроша денегъ, похудвшій и обросшій бородой, явился Черемисовъ на свою покинутую квартиру. Отпустивъ деньщика въ полкъ, Черемисовъ остался съ однимъ дворовымъ человкомъ Сашкой, не покидавшимъ барскаго дома и имущества и готовымъ скорй умереть съ голоду, чмъ уйти куда нибудь. Все, до послдней брошенной пуговицы, нашелъ Черемисовъ въ цлости и подивился на то, чмъ былъ живъ его врный Сашка, оставленный безъ гроша.

— Жилъ хорошо, — отвтилъ барину Сашка, и улыбка играла на его румяномъ полномъ лиц. — Рази въ Москв пропадешь, сударь? Въ Москв только дуракъ пропадетъ.

— Да чмъ же ты жилъ? — спросилъ Черемисовъ.

— Около пріятелей кормился. Дворни вокругъ сколько угодно, только гуляй съ ней. Вотъ четыре рубля мн подарили, жилетку шелковую, а сытъ и пьянъ кажинный день былъ. Сичасъ у генерала Пронина экономка Лукерья Даниловна, какая ласковая баба — страхъ! Какъ утро, такъ и несетъ мн фриштикъ[14].

Сашка засмялся, оскаливъ блые крпкіе зубы.

— Каклеты лъ, четыре раза щиколадъ пилъ! — хвастливо заявилъ онъ.

— Ахъ ты, рожа, рожа! — смясь проговорилъ Черемисовъ. — И изъ моихъ вещей ничего не продалъ?

— Нешто я смю барское добро трогать? Я его берегъ, не отходилъ отъ него, и какъ пришли сюда бродяги коровайцевскіе васъ искать да связали насъ, такъ я всего больше опасался за имніе ваше. Одначе ничего не тронули, ушли. Храни Богъ, на васъ бы не наткнулись теперича. Очинно они за барина своего озлоблены.

Черемисовъ, извщенный о покушеніи на его жизнь людьми Коровайцева, нисколько не встревожился этимъ и не думалъ бояться. Другія у него были теперь заботы — достать денегъ. Изъ раззореннаго, давнымъ давно заложеннаго и перезаложеннаго имнія ждать было нечего; нечего было и заложить, за исключеніемъ разв носильнаго платья и пары ковровъ, а у всхъ московскихъ заимодавцевъ было занято и подъ векселя, и подъ заемныя письма, и подъ сохранныя росписки. У пріятелей, у людей своего круга, Черемисовъ никогда не занималъ.

Собравъ все то, что можно было продать, Черемисовъ позвалъ жида фактора[15] и сбылъ чрезъ его посредство все это, выручивъ съ большимъ трудомъ сто рублей ассигнаціями. Черезъ этого же жида онъ отыскалъ портнаго и сшилъ себ въ кредитъ статское платье, навки и чуть не со слезами сбросилъ венгерку, ментикъ и шашку. Обновивъ штатское платье и вспрыснувъ его поражающимъ количествомъ рома и шампанскаго въ кругу пріятелей, Черемисовъ озаботился насчетъ денегъ. Он были очень нужны эксъ-гусару. Необходимо было създить въ Петербургъ и похлопотать о дл, необходимо было внести проценты въ Опекунскій совтъ за заложенное имніе и спасти хотя часть его, чтобы имть уголокъ подъ старость.