Купленное время. Отсроченный кризис демократического капитализма

Левый поворот, случившийся в Греции, впервые предоставил ей возможность выйти из валютного союза и позволил установить очень высокую цену, которую западные европейцы готовы были заплатить за то, чтобы Греция и дальше оставалась в валютном союзе. И все же есть большие сомнения в том, что программа расходов, принятая 28 июня 2012 г., даст какие-либо результаты. В сущности, обещанная новая политика экономического роста кажется такой же нереалистичной, как и ее предыдущая версия, а серьезная дискуссия, которая объяснила бы, почему нынешняя версия вдруг окажется более успешной, никогда не проводилась. За последние десятилетия Европа неоднократно предлагала программы роста не только Греции, но и Испании, и Португалии после того, как в этих странах был сломлен фашистский режим и произошел переход к парламентской демократии западноевропейского вида. Вплоть до середины 1990-х годов ЕС через свои различные структурные и когезионные фонды финансировал львиную долю государственных инфраструктурных инвестиций трех средиземноморских стран, ожидая в ответ, чтобы те отказались от еврокоммунистического пути развития (не такая уж фантастическая перспектива в 1970-е годы), и надеясь на скорую социальную и экономическую конвергенцию с Германией, Францией и северной Италией. Это все еще ждало своего часа, и далеко не во всем были достигнуты намеченные цели, когда в 1990-е годы потоки помощи из Западной Европы стали заметно скудеть (рис. 3.5)[137], и это произошло не только из-за того, что помощью необходимо было поделиться с молодыми демократиями восточноевропейских стран (рис. 3.6) и Германия была полностью поглощена поддержкой своих восточных земель, но и потому, что к этому моменту богатые страны вступили в первую фазу фискальной консолидации.

Произошедшее уместно сравнить с внешнеполитическим эквивалентом «приватизированного кейнсианства» [Crouch, 2009], к которому прибегли в своей внутренней миротворческой политике национальные государства в 1990-е годы: замена государственных пособий улучшением возможностей получения кредитов, причем на сей раз не внутри государств, а поверх границ. Еще в 1990 г., когда Германия после французского согласия на объединение ФРГ и ГДР согласилась ввести евро, было уже давно решено, что три экономически слабые средиземноморские страны станут членами Европейского валютного союза; это должно было рассматриваться как своего рода программа роста и конвергенции, ибо обеспеченный тем самым доступ к западноевропейским рынкам и отсутствие валютных рисков для иностранных инвесторов должны были стимулировать быстрый расцвет национальных экономик. Однако сначала были снижены процентные ставки, с помощью которых правительства средиземноморских стран собирались финансировать свои дефицитные бюджеты и рефинансировать растущий государственный долг, вплоть до того, что к официальному введению евро они практически достигли немецкого уровня (рис. 3.7). Это можно объяснить только тем, что рынки имели основание ожидать, что в случае дефолта страны валютного союза дружно вмешаются и оправдают сближение процентных ставок, которые опередили сближение экономических показателей, на которые участники рассчитывали или надеялись[138].

Рис. 3.5. Нетто-платежи Европейского союза, % от национального дохода, 1982–2009 гг.

Источники: Europäische Kommission: EU-Haushalt Finanzbericht; OECD National Accounts Statistics, собственные расчеты автора.

Рис. 3.6. Брутто-платежи ЕС южноевропейским и восточноевропейским странам, млрд евро, 2000–2010 гг.

Источник: Europäische Kommission: EU-Haushalt Finanzbericht, 2010.