Пример Греции можно считать идеальным случаем для описания приватизации европейского межправительственного государства всеобщего благосостояния (рис. 3.8). Греция стала членом Европейского сообщества в 1981 г., а с 2001 г. находится в Европейском валютном союзе. Когда в середине 1990-х стало известно, что западноевропейские страны намерены включить Грецию в валютный союз, налоговая ставка, регулировавшая выплаты страны по ее долгам, за пять лет упала с 17 до неполных 6 %. Одновременно нетто-платежи Евросоюза Греции были уменьшены с 4 до 2 % от греческого ВВП, по-видимому, в ожидании, что теперь, имея доступ к рынку капитала, страна будет в состоянии залатать дыры сама. Перед вступлением в валютный союз за короткое время Греции удалось сократить дефицит бюджета с 9 до 3 % ВВП, что свидетельствует о выполнении ею хотя бы одного из двух необходимых критериев для вступления. После вхождения страны в валютный союз кредитное финансирование ее государственных расходов подешевело, но потом довольно резко дефицит вновь стал расти, и в 2008 г. он был выше, чем в 1995 г. Из-за чрезвычайно низкой процентной ставки доля государственных расходов, направляемая на обслуживание государственного долга, продолжала снижаться, а государственный долг, который при вступлении в валютный союз составлял чуть больше 100 %, увеличивался поначалу весьма постепенно. Но в 2008 г. все изменилось: дефицит и процентная ставка резко поползли вверх, а вместе с ними и квота на обслуживание долга, и сам государственный долг. На сегодняшний день единственное, что Греция, безусловно, приобрела от своего членства в валютном союзе, – это государственный долг, выросший по сравнению с 1995 г. почти на 60 % от годового объема производства страны.
Рис. 3.7. Процентные ставки по государственным облигациям отдельных европейских стран, 1990–2011 гг.
Источник: OECD Economic Outlook: Statistics and Projections.
Рис. 3.8. Греция: валютный союз и государственные финансы
Источники: Europäische Kommission: EU-Haushalt Finanzberichte; OECD National Accounts Statistics; OECD Economic Outlook Database.
В непродолжительный период расцвета евро прежде всего Греция и Португалия имели возможность заменить убывающие платежи из Брюсселя на дешевые кредиты[139]
. Впрочем, и после 2008 г. это стало чрезвычайно очевидно, аномально огромный приток денежных средств все эти годы способствовал лишь созданию пузырей, которые хотя и выглядели как рост, но ни в коем случае им не были; резкое отрезвление наступило тогда, когда из-за кризиса мировая финансовая система отказалась предоставлять дешевые кредиты, и правительства, как домохозяйства и частные компании, оказались не в состоянии обслуживать свои долги.Удивительно, но в публичной дискуссии о финансовом и фискальном кризисе почему-то не возникает вопроса о том, почему в огромном наблюдательном аппарате крупных национальных государств и ЕС, ЕЦБ, ОЭСР и МВФ никто не замечал, что происходило прямо у них на виду. Когда Греция, чтобы войти в Европейский валютный союз, замаскировала свои долги, а позже занималась тем, что еще больше брала в долг под новые – низкие – проценты, ей помогал небезывестный американский инвестиционный банк Goldman Sachs, получая в обмен, как это у него принято, непомерные сборы, украшающие его счета[140]
. Трудно поверить, будто в тесно переплетенной сети международного финансового сообщества ни о чем не догадывались. Президентом Центрального банка Греции тогда был экономист Лукас Пападемос; выполнив свою работу, он перешел на пост вице-президента Европейского центрального банка (а в 2011 г., как известно, стал премьер-министром Греции, пришедшим «со стороны» как далекий от политики «эксперт», основная задача которого – путем «реформ» обеспечить платежеспособность своей страны по отношению к кредиторам). Можно ли поверить в то, что после переезда во Франкфурт[141] он полностью лишился контактов со своей родиной и ничего не знал о действительном состоянии государственного долга Греции? Примерно в то же время, когда Пападемос перебрался в ЕЦБ, Марио Драги, вице-президент Goldman Sachs и глава европейского отдела, был назначен на должность председателя Банка Италии, тем самым он занял место в исполнительном органе ЕЦБ. Эти перемещения наверняка сопровождались приступом амнезии, но важно то, что все действующие лица – и политики, и финансовая верхушка – остались чрезвычайно довольны: благодаря валютному союзу им удалось заменить межгосударственный трансферт кредитом отдельной страны. Политики обрадовались потому, что их фискальное пространство для маневров было почти исчерпано, а финансовая индустрия – потому, что для нее открылись новые рынки и ее подвели к мысли, что если что-то все же пойдет не так, то богатые государства обеспечат долги бедных, а финансовые институты Европы и Америки без потерь продолжат свое существование.