Купленное время. Отсроченный кризис демократического капитализма

Все же довольно сомнительно, что такие меры помогут приостановить кризис легитимности нынешнего капитализма еще на десятилетие или дольше. Многое свидетельствует о том, что приобретаемое таким образом время неизбежно будет скоротечным. Бесконечно вливая деньги центрального банка в качестве последнего средства для укрепления доверия на фоне каскада долгов, государство рискует, что и это средство перестанет работать, суть государственного самофинансирования как сделки с самим собой (попытка, достойная барона Мюнхгаузена, который за волосы вытаскивал себя из болота) станет очевидной, а центральный банк может превратиться в огромный «банк проблемных активов» с включенным электронным печатным станком. Привлечение ЕЦБ в качестве последнего прибежища чрезвычайно полюбилось правительствам, например Ангеле Меркель, для которых это было очень кстати, так как внутренние противоречия и сопротивление их национальных демократий мешали «ответственным» действиям, совершаемым в интересах финансовых рынков; с передачей правительственных дел центральному банку для правительств во многом была облегчена некоторая грязная работа, связанная с вопросами политической легитимации. Однако доверие и профессиональная репутация, которыми обычно пользуются центральные банки, и, значит, их истинная политическая полезность могут пострадать, если их роль сузится до беспринципного импровизированного антикризисного менеджмента, казуистического обхода законов[171] и клиентелистского вознаграждения проблемных банков за приобретение ими государственных ценных бумаг.

Тем сильнее возрастают и опасения со стороны ЕЦБ: если он открыто переключится с денежно-кредитной политики на государственное финансирование, то утратит свою аполитичную ауру. Если бы Центральный банк вдруг признали тем, чем он в действительности стал, т. е. правительством, ему пришлось бы обосновывать свои решения политически, а не только технически, мобилизуя необходимый консенсус[172]. Это сокрушило бы его в условиях демократии – не только потому, что подобная институция стоит вне демократического процесса, но еще и потому, что даже его собственных финансовых средств не хватило бы для того, чтобы купить неолиберальному экономическому порядку видимость социальной справедливости. Однако, действительно, есть примеры того, как в условиях кризиса центральные банки де-факто могли стать правительствами. Интересно, что среди них и Италия 1990-х годов: председатели Банка Италии Гвидо Карли и Карло Адзельо Чампи временно исполняли обязанности премьер-министра, министра финансов и президента республики, после чего в 1993 г. партийная система страны, не выдержав груза коррупционных скандалов во время так называемых «anni di fango» («годы грязи»), окончательно развалилась. Правление сильного центрального банка стало в Италии традицией, которую продолжает Марио Драги, правда, сегодня уже на европейском уровне: после увольнения из Goldman Sachs – с 2006 г. и вплоть до своего назначения на пост президента ЕЦБ – он тоже занимал должность председателя Банка Италии[173]. Передача значительной части властных правительственных функций, изъятая у дискредитировавшей себя партийной системы и переданная независимому от нее центральному банку, которая произошла в Италии в 1993 г., была возможна еще и потому, что выполнение условий для вступления в Европейский валютный союз на тот момент считалось ключевым национальным интересом.

Антикризисная терапия посредством синтетических денег – по американскому образцу – могла бы привести к краткосрочному успеху и в Европе: бонусы банкиров и дивиденды их акционеров вновь стали бы обычной практикой, а премии за риск, которых так жаждут рынки в обмен на приобретение государственных облигаций, после передачи рисков центральному банку вновь стали бы доступны. Действительно ли эти меры в долгосрочной перспективе могут привести к новому росту, особенно такому, который способен продлить существование демократически-капиталистической формулы мира, сокращая или хотя бы как-то маскируя разрыв между богатыми и бедными, между севером и югом и каким-то образом приводя к общему знаменателю рыночную и социальную справедливость? Сомнительно. Поразительно, как президент Европейского центрального банка постоянно настаивает на том, что ЕЦБ со всей своей помощью, которую в соответствии с возложенными на него правовыми обязательствами он может предоставить в период кризиса, не может избавить правительства от проведения «структурных реформ». Да и неолиберальные политики, в сущности, не предлагают ничего другого в ситуации, когда необходим новый режим роста, который остановит раздувание денег и долгов (на этот раз – самим Центральным банком) и не даст им снова привести к перегреву и коллапсу финансовых рынков или к повторению глобальной инфляции 1970-х годов.