Первое и самое главное, что необходимо было бы оспорить у своих оппонентов растущему движению против медиатизации демократии финансовыми рынками, – это то, что легитимность не на стороне денежных фабрик: почему, в конце концов, выпускаемые ими векселя должны пожирать жизни простых людей? Неоценимым подспорьем в этом вопросе является книга Дэвида Грэбера «Долг: первые 5000 лет истории» [Graeber, 2011; Гребер, 2015]. То, что это справедливо и правильно, когда все должники всегда расплачиваются за свои долги, не более чем миф, который на руку глобальным финансовым рынкам, он утверждает мораль повседневной жизни и позволяет заклеймить как аморальную позицию тех, кто выступает против этого требования. В отличие от частных лиц, государства могут навязать своим кредиторам реструктуризацию долга или, возможно, даже полностью установить свои платежи, что является прямым следствием их суверенитета. Нигде не прописано, что они могут использовать его только для того, чтобы выполнить свои платежные обязательства перед кредиторами за счет высокого налогообложения или низких социальных выплат для собственных граждан. Демократии в первую очередь обязаны своим гражданам и служат им; они могут принимать законы или расторгать договоры; тот, кто одалживает им деньги, должен это знать. Между тем даже в национальном гражданском праве существуют нормы, по которым далеко не каждый обязан выплачивать свои долги. Должники могут стать банкротами и тем самым обеспечить себе возможность для нового начинания. Друзья капитализма не устают с восхищением подчеркивать тот факт, что предприниматели, особенно в США, нисколько не стыдятся время от времени объявлять себя банкротами.
По поводу Греции – а собственно, и любой другой репрезентативной демократии – возникают большие сомнения, действительно ли ее граждане могут выступать в качестве принципалов в вопросах погашения долгов, взятых правительством как агентом от имени своего народа, – притом что эти деньги, как правило, использовались для латания дыр в государственных финансах, возникших из-за того, что обеспеченные классы по политическим причинам уклонялись от исполнения своих налоговых обязательств. Также сомнительно, что политический класс Греции не проинформировал своих избирателей, от имени которых брались кредиты, о связанных с этим рисках и побочных эффектах, как это в соответствии с законом должен делать любой финансовый консультант по отношению к своему клиенту; если использовать гражданское право, то здесь можно обнаружить инвестиционное мошенничество в особо крупных размерах при участии крупных международных денежных фабрик. Сегодня простые греческие граждане должны отвечать своим медицинским обслуживанием и пенсионным обеспечением за те сделки, которые им были навязаны группой лиц, связанных круговой порукой, куда входят национальные политики, правительства других стран, международные организации и глобальные финансовые институты, причем масштабы и возможные последствия этих сделок даже приблизительно не сообщались населению. Вероятно, греческий «государственный народ» обязательно был бы освобожден международным гражданским судом, если бы такой существовал, от своих платежных обязательств по отношению к рынкам; те же, кто в качестве наказания за неплатежеспособность угрожает десятилетиями жесткой экономии, должны ожидать, что их признают виновными.
Профессиональная политология склонна недооценивать политическую мощь морального негодования населения. Ей нравится пребывать в хорошо заученном безразличии, обозначаемом ею как свобода от оценок, тянуться к теориям, для которых уже не может быть ничего нового под солнцем, и относиться к тому, что она называет популизмом, по остаточному принципу и исключительно с элитарным презрением, разделяемым с властями, в объятиях которых она так страстно желает оказаться. Все это не позволяет ей обратить внимание на то, что все правители ни перед чем не испытывают такой страх, как перед гневом тех, кто чувствует себя одураченным экспертами по извлечению прибыли глобального финансового капитализма. В сложных обстоятельствах страх, вопреки бытующему мнению, может быть хорошим советчиком. То, что кризис может привести к «социальным потрясениям», остается кошмаром для всех, кто стоит на капитанском мостике, кошмаром, который не идет ни в какое сравнение с тем, что происходило на улицах до сих пор. Вероятно, за исключением событий Парижа или Турина 1968 г., память о которых еще свежа у правящих классов. Исходя из этого, случайные уличные столкновения в Афинах или глобальное движение «Occupy» – «Движение 99 %» являются хорошим началом; преувеличенная оценка этих событий банками и правительствами и страх, который они посеяли, могут многому научить.