Купленное время. Отсроченный кризис демократического капитализма

Если же конструктивная оппозиция невозможна, то для тех, кто не хочет всю жизнь выплачивать долги, которые для него взяли другие, остается только деструктивная оппозиция. Она необходима для усиления тормозящего действия остаточной демократии в национальных государствах. Если для демократически организованного населения ответственное поведение все еще может сводиться к тому, чтобы больше не использовать свой национальный суверенитет и ограничивать себя ради будущих поколений для обеспечения их платежеспособности по отношению к кредиторам, то более ответственным может показаться как раз безответственное поведение. Если быть рациональным означает, что необходимость удовлетворения требований, предъявляемых рынками обществу, нельзя ставить под сомнение и их следует выполнять, пусть даже за счет того самого большинства, которому спустя десятилетия неолиберальной рыночной экспансии ничего не останется кроме убытков, то в таком случае иррациональность становится единственной формой рационального. Но прежде чем это станет очевидно, может пройти немало времени. Обвинение в популизме давно уже стало испробованной техникой утверждения господства, в Германии оно дополняется весьма успешными попытками приравнять критику валютного союза и в целом ход европейской интеграции двух последних десятилетий к враждебному отношению к Европе вообще и тоске по «малым государствам» или даже империалистическому национализму межвоенных лет.

Несмотря на всю пропагандистскую обработку, похоже, все больше граждан Европы подозревают, что их правительства не относятся к ним серьезно, – к примеру, когда им постоянно объясняют, что либерализация капиталистической экономики, которая включает сокращение бюджета, демонтаж социального государства, безработицу и ненадежную занятость, отвечает общим интересам роста, при этом растут доходы «экспертов» высшего управленческого звена и снижаются зарплаты и социальные выплаты нижних слоев общества. Задача критически настроенных интеллектуалов должна заключаться в том, чтобы как можно сильнее обострить это ощущение и перестать заботиться о своей репутации перед теми, кто давно считает, что им «нет никакой альтернативы». Безосновательность необходимости верить в абсурд, если она исходит от других, особенно остро затрагивает человеческое достоинство. Примечательно, что в Испании и Португалии протестующих против образцового нарратива жесткой экономии называют «indignados», что можно перевести как «возмутители», а в буквальном смысле означает: те, с кем не считаются, к кому относятся с презрением и кто ущемлен в своем достоинстве[170].

На языке социологической теории проявления гнева имеют экспрессивную природу, а не инструментальную, как в экономике. Чтобы избежать опасности попасться в сети «разумных», конструктивных предложений, сделанных в ходе выполнения решений международной финансовой дипломатии, согласно которой «государственный народ» должен показывать «рыночному народу», что тот является таковым, социальному движению против государства консолидации требуется время, чтобы публично заявить свое возмущение безосновательностью постдемократического капитализма. Достаточно вспомнить события 1960-х и 1970-х годов, чтобы понять, каким образом восприятие политической и культурной «одномерности» может привести к внезапным протестам, кажущимся «иррациональными», «нереалистичными» и «просто эмоциональными», но которые не останутся без последствий именно потому, что они таковы, каковы они есть. В Германии непосредственным поводом для этого стали чрезвычайное законодательство и большая коалиция, а также связанные с ними опасения, что у политики и общества нет альтернативы идеологии технократической модернизации [Habermas, 1969; Marcuse, 1967]. Возможно, диагноз, вынесенный в то время, был преувеличением, возможно, он был преждевременным; в любом случае то, что было тогда, не идет ни в какое сравнение с тем, что происходит сегодня, спустя более 40 лет, когда на европейском уровне осуществляется переход к экономически детерминированной, лишенной власти постдемократии.