Купленное время. Отсроченный кризис демократического капитализма

4. До тех пор пока решение финансового и фискального кризиса возможно исключительно за счет общего обесценивания государственных долгов – т. е. прежде всего, хотя и необязательно, в условиях отсутствия роста, – его необходимо смягчить и растянуть во времени насколько допустимо, чтобы крупные инвесторы с санкционными полномочиями смогли своевременно защитить свои портфели от убытков. И в этих вопросах технические знания экспертов центральных банков и международных организаций оказываются чрезвычайно востребованы. Им надлежит разработать для правительства меры по ликвидации долгов, с которыми не справляется экономический рост: меры «финансовых репрессий» за счет рядовых вкладчиков (желательно мелких держателей активов за пределами финансового сектора), путем комбинирования высокой инфляции и низких процентных ставок, а также оказания давления на банки и страховые компании, чтобы те инвестировали в государственные ценные бумаги [Reinhart, Sbrancia, 2011]. Многие признаки указывают на то, что подготовительный этап для реализации подобного сценария почти завершен, и реализация такой политики может начаться, как только будут преодолены текущие кризисы и удовлетворены интересы финансового сектора.

Описанные четыре линии последовательных действий необязательно восходят к каким-то теневым центрам принятия решений с большим потенциалом долгосрочных стратегий. На самом деле степень неопределенности о временном горизонте антикризисного управления и государственном переустройстве чрезвычайно велика. Например, в качестве краткосрочной антикризисной меры обсуждается создание «банковского союза» для санации проблемных банков юга; однако на то, чтобы сделать эту меру полноценной, а не сугубо косметической, потребуются годы. В краткосрочной перспективе для предотвращения банкротства Греции или Италии расходы по рефинансированию этих стран субсидируются центральным банком, даже несмотря на то что в долгосрочной перспективе это может привести к образованию пузыря по американскому образцу или, вообще, к полной остановке запланированной неолиберальной рационализации кризисных стран[166]. То, что всем кажется хаосом, тем не менее в целом методично следует неолиберальной сюжетной линии, являясь в действительности не более чем чередой краткосрочных реакций здравого смысла на «ограничительные условия» капитализма [Bergmann et al., 1969; Offe, 1972a], – воплощенные в потенциале угрозы со стороны частных инвесторов. Предпосылкой для этого является то, что кристаллизация истинного «здравого смысла» вырабатывается и практикуется в эпистемологических сообществах таких организаций, как Goldman Sachs и ему подобные. Поскольку для него нет альтернативы, кроме удовлетворения потребностей «рыночного народа», ему знакомы не стратегические, а исключительно тактические проблемы, особенно общение с населением (с «государственным народом»), потерявшим скромность благодаря завышенным обещаниям демократии.

Неотъемлемой частью миропонимания экономических политиков, путеводной нитью их действий выступает непоколебимая вера в управляемость всей вертикали Европы – или, по меньшей мере, непоколебимая решимость неизменно признаваться в подобной вере, чтобы укрепить в ней и себя, и всех остальных. Это относится ко всем: в Германии это не только правительство и оппозиция, но и ориентированные на интеграцию левые интеллектуалы [Bofinger et al., 2012], в Европе – комиссия в Брюсселе и ЕЦБ, а по всему миру – большинство экономических «экспертов». Демократы не видят ничего плохого в том, что для «вертикального управления» необходимо сильное централизованное государство, ведь они надеются когда-нибудь его демократизировать; либералы особенно этим не интересуются, пока их целью остается хайекианское освобождение рынков всех видов от политической правки, т. е. использование сильных сторон сильного государства, чтобы оно уничтожило само себя как интервенционистское государство.