Купленное время. Отсроченный кризис демократического капитализма

Если попытаться найти константы в этой неразберихе кризиса и антикризисной политики, то выясняется, что все, кто занимает ответственные посты, с самого начала приняли как должное тот факт, что, единожды введя евро, они должны защищать его всеми возможными средствами независимо от того, способствовал он чему-либо или нет. Разумеется, к коалиции, заинтересованной в сохранении евро, относятся рынки, поскольку они инвестировали в него и хотели бы быть уверенными, что розданные ими кредиты в евро будут полностью выплачены. В то же время они могли бы хорошо заработать и на крахе единой валюты в случае, если они своевременно к этому подготовятся и тем самым ускорят процесс. Правительства всех стран, относящихся к Европейскому валютному союзу, в том числе стран с пассивным платежным балансом, стараются отговорить их от этого. На их стороне выступает и ЕС, для которого валютный союз есть финальная фаза строительства единого рынка, «завершенного» предположительно в 1992 г. и задуманного как механизм обеспечения свободной игры рыночных сил внутри Европы, более не сдерживаемой государственными границами, протекционистскими тарифами или вмешательством отдельных государств. Возможность девальвации национальной валюты для защиты конкурентоспособности отдельно взятого европейского государства не отвечала духу и намерениям неолиберальной программы создания внутреннего единого рынка. Чтобы рынок мог полностью вступить в свои права, нельзя допускать спорных политических интервенций, которые будут корректировать результаты выполненного им распределения. Замена национальной валюты на единую валюту, действующую в рамках общего внутреннего рынка, проходила по логике неолиберального поворота как освобождение экономики и рынка от политических вмешательств; единая валюта стала венцом программы создания единого внутреннего рынка[160].

Стилизованная политэкономия коалиции сторонников евро, пишущих сценарий антикризисной политики вплоть до сегодняшнего дня, берет свое начало в ориентированных на экспорт отраслях в странах с положительным торговым балансом (прежде всего это относится к Германии), позиция которых в этом вопросе полностью согласуется с профсоюзами. Для них евро выступает гарантией того, что протекционистские тарифы не смогут поднять цену на их продукцию в других европейских странах. В условиях нынешнего кризиса появилась еще одна причина для защиты евро: экономические проблемы стран с пассивным платежным балансом давят на обменный курс евро по отношению к другим валютам, что, в свою очередь, положительно отзывается на возможностях конкурентоспособной части европейской промышленности за пределами Европы. Все это способствует тому, что в Германии евро поддерживают сторонники как ХДС, близкие к промышленным кругам, так и СДПГ, представляющие профсоюзы: и те и другие считают этот вопрос краеугольным камнем национальных интересов и важнейшим общим основанием для немецкой политики.

Примечательно, насколько ловко у коалиции сторонников евро, особенно в Германии, получилось перенести эту тему на уровень политического дискурса, приравняв валютный союз к «европейской идее» и в целом к «Европе»; при этом игнорируется тот факт, что этот союз имеет характер рыночно-экспансионистского проекта рационализации, а десять из 27 стран ЕС, образующих единый внутренний рынок, не вступили в зону евро. В частности, к таким, несомненно, «европейским» странам – членам ЕС относятся Великобритания, Дания и Швеция, которые оговорили для себя особые правила, позволяющие им не вступать в Европейский валютный союз даже тогда, когда для этого имеются все необходимые условия, закрепленные в соответствующих соглашениях. До кризиса это рассматривалось, по крайней мере в Германии, как недостаток, который будет исправлен в самое ближайшее время. Однако сегодня ясно, что расширение Европейского валютного союза, что бы там ни было предписано в соглашениях, – дело в лучшем случае далекого будущего при условии, что текущий кризис когда-нибудь закончится, а проект Европейского валютного союза или даже Евросоюза к тому времени не накренится окончательно. Между тем этот факт предпочитают не замечать, в то время как загадочное заявление Меркель «если потерпит поражение евро, то потерпит поражение и Европа» разделяется всеми партиями, представленными в бундестаге, за исключением левых, и служит формулой национального консенсуса. Поскольку в Германии не может быть никаких дебатов о том, что немецкая политика должна быть «европейской», защита евро любой ценой становится не только требованием экономической целесообразности, но и морально-политического raison d’état. Тем, кто считает иначе или полагает, будто без евро «Европа» все-таки сохранится, ответственные лица дают понять, что подобная позиция ставит их вне «конституционной арки» (arco costituzionale), как ее долгое время называли итальянцы[161].