Куплю чужое лицо

Свой опус я назвал банально: «Человек, который потерял лицо». Я понес его в родную редакцию, где некоторое время работал и публиковался. После подложенной бомбы, унесшей жизнь моего друга Сидоренко, многое изменилось. Сновали незнакомые люди; в кабинете главного редактора сидел кудрявый человек лет сорока пяти. Он вопросительно глянул на меня из-под стальных очков. Я чуть не назвался Раевским, но вовремя спохватился. Новый хозяин кабинета представился Львом Аркадьевичем. Кабинет отремонтировали, убрали стену-перегородку, и теперь он стал огромным и неуютным. Я протянул рукопись и коротко рассказал, о чем речь. Пока он небрежно перелистывал страницы, я заметил, что публиковался в этой газете при Сидоренко.

– И на какую тему?

– «Горячие точки», коррупция…

– Как фамилия, говорите?

– Кузнецов, – ответил я, чертыхнувшись в душе.

Дай бог, чтобы равнодушия этого сухаря хватило на то, чтобы не трепать подшивку газеты в поисках материалов, подписанных Кузнецовым.

– Я отдам этот материал корреспонденту. Позвоните завтра.

До вечера я слонялся по улицам, читал объявления на фонарных столбах, заходил во дворы магазинов, предлагая свои услуги в качестве грузчика. Женщины, пахнущие колбасой, ощупывали меня подозрительными взглядами и торопливо отказывали. Мои роскошные физические данные не соответствовали привычному для них типу джентльменов, которые ищут счастье на магазинных задворках.

В последнем продмаге я использовал всю силу своих лучистых глаз. Плотная заведующая, выслушав мою скромную просьбу «кой-чего загрузить», вспыхнула помидорным огнем, очень смутилась и пролепетала, что я пришел очень поздно. Не знаю, какой смысл вкладывала она в эти слова – моя уходящая спина услышала порывистый вздох.

Утром я вновь пришел в редакцию. Лев Аркадьевич подозрительно глянул на меня и сказал:

– Мы беллетристикой не занимаемся. У нас серьезная газета. Не знаю, как было раньше, при бывшем редакторе, но сейчас наши читатели требуют – и вполне справедливо – давать точную фактологию нашей жизни, а не вымышленные истории. А у вас, извините, какие-то фантастические операции на лице, мрачный придурок, или идиот, ничего не ясно, жуткие подвиги, приправленные экзистенциалистскими мучениями… Кто этому поверит? Попробуйте обратиться в какой-нибудь журнал. И, кстати, зачем вы обманываете? Я попросил проверить – и никакого Владимира Кузнецова, пишущего на темы «горячих точек» и коррупции, в подшивке за все годы существования газеты не обнаружено. Есть Вольдемар Кузнецов, доцент культурологии, наш старый автор, но это, увы, не вы!

– Я подписывался под псевдонимом Раевский. Полистай на досуге и найдешь! Умник выискался!

Я захлопнул дверь.

Ни одного знакомого лица. Тошнотворный редактор… И тут мимо меня проковылял печальный Андрюшка-Ниндзя с загипсованным мизинцем. Был бы я с бывшей физиономией – он тут же заграбастал бы меня в свои объятия.

– Кто обидел Ниндзю?! – крикнул я ему в спину.

Это была коронная фраза, от которой все валились со смеху. Особенно когда Андрюха – глыба мышц и сала – был удручен какими-то обстоятельствами.

Он резко развернулся, будто для молниеносного удара, мой голос – как хлыст. В глазах изумление – и тут же разочарование. Я протянул ему руку, и он машинально пожал ее. Мы молча смотрели друг на друга. Я ждал – решил дать ему инициативу.

– Голос у тебя ну один к одному, как у покойного Володьки Раевского… – Изучая меня, он оттопырил губу и стал похожим на крупного гусака. – А ты откуда знаешь про Ниндзю?

– А я его брат по отцу, – ответил я.

– Что-то общее есть! – похвалил Ниндзя. – Ты заходи как-нибудь, пообщаемся. А сейчас, извини, материал срочный сдавать надо.

Я пообещал непременно зайти, понимая, что никогда уже не приду в эти стены. По пути в метро я набрел на вывеску:

МЕЖДУНАРОДНЫЙ ЖУРНАЛ

«ФОРТУНА С НАМИ!»

Я не стал заходить, оставил конверт на проходной, попросив отдать кому-нибудь, и сразу ушел.

Сырой мороз пробирал до костей. Дороги посыпали солью красного цвета, и, несмотря на то что было около минус двадцати, под ногами хлюпала жижа. Все мысли выдуло, хоть и не было на моей голове дырявой шляпы. Ноги понесли меня к дому, захотелось залезть в горячую ванну и ни о чем больше не думать.

С порога я позвал Пат, но никто не ответил. Комната пустовала. Исчезли ее пуховая куртка и шапка. Это меня неприятно поразило: Пат никогда не выходила без меня на улицу. Неужели я снова под колпаком наркомафии? Чепуха!.. Она ушла от меня! Я бросился искать хоть какое-нибудь подтверждение этой догадке. Записки не было. Хотя как она могла написать, не зная грамоты? По-английски… Ушла по-английски! Даже думать страшно было, что будет, если ее потеряю. Последнее время я был неизъяснимо жесток, заставлял ее страдать. Она плакала по ночам. А я, тоже издерганный неудачами, испытывал злорадство.