Куплю чужое лицо

– И вот однажды Голос свыше, – продолжал Аркаша взывать внимание оцепеневшей палаты, – донес мне, что мое призвание – быть художником. Я купил краски, палитру, холсты и тут же понял (это было сверкнувшее озарение), что скучный и унылый реализм – это не для моей кисти: реализм давно деградировал. Для зеркального отображения жизни есть фотоаппарат. Не правда ли? Все беды – от деградантов реализма. Что есть высший и всеобъемлющий символ в искусстве? – вдруг озадачил Бройлер телеаудиторию. – Вы тоже дебилы, дауны и деграданты! Собрались тут… Три Д – дебилы, дауны и деграданты!!! ЯЙЦО! Только яйцо является самым совершенным творением природы и высшим символом искусства! Курица – яйцо – цыпленок! Три субстанции, и последняя, самая совершенная, – это, заметьте, не курица, а цыпленок. Он маленький прогрессист! У него – космическая жажда жизни!.. Я работал как полоумный, я знал, мое творчество ждут современники и потомки, я рисовал «Яйцо – солнце», «Яйцо – небо», «Яйцо – море», «Яйцо – толпа», «Яйцо – президент», «Яйцо – уши», «Яйцо – зад», «Яйцо – яйца», «Яйцо – тщеславие»… Я изобрел новое направление – «ЯЙЦИЗМ». И все картины стал писать не кистями, а только куриными перьями. Мазки получались тонкими, воздушными и фантастическими. У меня появилась масса поклонников, обожателей, про меня писали в газетах, свою работу я отправил президенту страны. Я устроил персональную выставку прямо на воротах, стенах этого жалкого областного музея. Народ пришел в состояние осмысленного шока, а к жалким реальщикам, я имею в виду авторов картинок, выставленных в музеоне, никто и не ходил. Хотя они и занимали там все внутренние стены. Зато мои ЯЙЦА оплодотворили весь город, кто восторгался при этом, кто – нет, мне мало было дела. Как быку-производителю, который, осуществляя свое скотское удовольствие, может, только в холке имел пару граммов серого вещества, руководящего процессом продолжения рода.

…Принесли обед, но обитатели палаты были так возбуждены происходящим, что к пище никто, кроме дебилов, не прикоснулся.

Потом до отбоя мы смотрели «смехопанораму»: наши дебилы по очереди просовывали головы в телеящик, корчили рожи и смешили друг друга.

Когда дежурная медсестра выключила свет и все улеглись, Ринат-человекоед тихо пробрался к телеящику и, сообщив, что теперь настала его очередь, спел украинскую народную песню:

Гоп-стоп, Канада, старых баб не надо,

Молодых давайтэ, а вы, хлопци, грайтэ!

Эта гадкая песенка почти до утра крутилась в моей голове, и я никак не мог уснуть. Возможно, в ней был зомбирующий код. Но Ринат клялся, что этот фольклор почерпнул, когда работал на стройке.

Наутро самый проворный из дебилов неожиданно нырнул в телеящик, остальные поплелись на зрительские места.

Телевидение деградировало на глазах. Лучшего момента для революционного куража не представилось бы.

– Народ! – начал я свое обращение. – Ныне обращаюсь к вам, братья мои. Подлая и предательская администрация во главе с главврачом лишили нас не только свободы, но и конституционного права на доступ к информации. Где обещанный исправный телевизор? Наше требование не выполнено. Вместо этого нас травят таблетками, чтобы превратить в животных или в овощи.

– И во фрукты! – подал голос Ринат-человекоед.

– Наше терпение лопнуло. Мы объявляем забастовку, – продолжил я. – Пока не принесут новый телевизор!

– И голодовку! – добавил Обалдуй.

– Может, голодовку не стоит? – осторожно заметил Прокоп Петрович.

– На личное усмотрение, – разрешил я. – А теперь – на баррикады.

– А где баррикады? – спросил один из дебилов.

– Переворачиваем кровати, загораживаем двери! – научил я. – Вперед, зулусы! На баррикады! Отречемся от старого мира! Кипит наш разум возмущенный! Эй, гоблины, у кого еще мозги не выкипели?

Революционный энтузиазм превзошел все ожидания. Кровати в считаные минуты перевернули, свалили, взгромоздили до самого потолка. На это шаткое сооружение тут же, как обезьяны, полезли довольные дебилы, наперегонки стали скакать с одного уровня кроватной конструкции на другой. Обалдуй, завидев опустевший телеящик, тут же сунул туда свою буйную голову и, вспомнив свой боевой опыт, начал руководить:

– Берем матрасы, закрываем окна. Занять круговую оборону! Еще одну боевую кровать на центральное направление! Беречь патроны!

Вскоре за дверью послышались голоса, начали стучать.

– Ребята, вы что там, с ума посходили? – по голосу мы узнали Елизавету Сергеевну. – Немедленно откройте дверь!

– Пусть принесут телевизор! – ожил Бройлер. – Вы ущемляете наши права!

– Телевизор! Телевизор! – заверещали дебилы.

Только Обалдуй не разделял всеобщей радости. Он никак не мог высунуть свою голову из телеящика. Когда он отдавал боевые распоряжения, то слишком широко раскрывал рот, и голова его, подобно распухшей тыкве, до упора заполонила весь объем телеящика.

Мы пытались разрешить его вопрос, но, сколько ни дергали, тянули, пытаясь сдернуть коробку, так и не смогли. Два дебила взялись снять с головы телеящик, проворачивая его, как гайку.