Куплю тебя. Дорого (СИ)

А затем Ратмир похлопывает меня по щекам, приказывая не засыпать.

Я с трудом озираюсь, не соображая, где нахожусь и как здесь оказалась. Рядом ещё один мужчина. Чуть моложе. Симпатичный, но рядом с Сабуровым любой окажется блёклым и пресным.

Уже не так скверно себя чувствую. Даже удалось принять вертикальное положение.

— Как вас зовут, девушка? — задаёт вопрос мужчина.

Медленно перевожу взгляд с него на Ратмира. И обратно.

Сабуров наблюдает за мной, засунув руки в карманы. Рукава рубашки закатаны по локоть, и я почему-то обращаю внимание на то, какие у него красивые предплечья. Вместо того чтобы ответить.

— Как тебя зовут? — на этот раз вопрос звучит от Ратмира.

Он присаживается на корточки и смотрит мне в глаза. Будто заставляя вернуться в сознание. Каким-то странным образом удерживает здесь через зрительный контакт.

— Спичка.

Язык плохо слушается.

Мужчины обмениваются взглядами. Становится обидно, ведь я не понимаю, о чём они.

Меня осматривают. Врач. До меня дошло, что незнакомец — врач. Прошёлся пальцами по моему черепу, надавливая. Ощупывая.

— Есть вероятность сотрясения. Надо бы девушку на компьютерную томографию отправить.

— Осмотри её полностью.

Что-то мне подсказывает, что томографии не будет.

Чужие руки тянутся к моей кофте, задирая наверх. Но я их останавливаю. Автоматически.

Ратмир не столь деликатен. Словно я маленький несмышлёный ребёнок, он стягивает без лишнего копошения с меня верх, оставляя в хлопковом топике, который я ношу вместо лифчика. Быстро. Чётко. Удерживает мои руки за головой и наклоняется.

— Не дёргайся.

И я успокаиваюсь. Просто смотрю в тигриные глаза и расслабляюсь.

Холодные руки врача заставляют меня вновь лечь на спину. Пальпируют мои рёбра и живот. Я вздрагиваю. Морщусь. Он надавил на какую-то точку, от которой по телу расползлись волны боли, приправленные тошнотой.

— Гематомы. Переломов нет. Возможны внутренние повреждения. В целом нормально. Хотя я предпочёл бы её госпитализировать.

— Нет.

— Тогда оставлю лекарства, но если ей станет хуже — немедленно вези в больницу. Буди её каждые несколько часов. Проверяй состояние. По виду она истощена. Ей нужен покой и еда. — И спустя короткую паузу задаёт личный вопрос: — Кто она тебе? Симпатичная малышка.

— Моя вещь.

Глава 28

Мне снились кошмары. Один хуже другого.

От их живой реалистичности становилось страшно.

Всё вокруг так привычно, обыденно и по-настоящему.

Очередной непримечательный день. Изнуряющие тренировки. Вечер, и я спешу в больницу навестить дедушку.

Вчера ему стало лучше.

Я принесла куриный суп, приготовленный по рецепту бабушки. Конечно, не такой вкусный, как у неё, но не сравнить с тем, что стряпали в больнице.

Он с аппетитом поел. Я помогала, его руки плохо слушались. Сидела у койки и смотрела на последнего человека в этом мире, на которого могу положиться. На взрослого. Аня не в счёт. Я не смогу прийти к ней и сказать, как мне херово и нужно плечо. Она ещё слишком мала. Это я пока её поддержка. А моя — дедушка.

— Совсем худой стала, дочка, — еле слышно ругается.

Ему не нравится мой вид. Он знает меня. Читает в моих глазах отчаяние загнанного в клетку зверя.

И всё же я щажу его. Не гружу проблемами. Просто знаю, как только он вернётся, ситуация наладится. А он мне так сейчас необходим.

— Всё тренировки, деда, — криво улыбаюсь и вру: — Тренер заставляет. Нужно быть в форме.

Потускневшие от возраста глаза дедушки смотрят внимательно. Считывают ложь.

Он видит внучку насквозь. И чтобы спрятать от него свою боль и безысходность, я, как котёнок, кладу голову на его подушку, примостившись рядом с плечом. Вдыхаю запах рубашки. Свежей, сегодня принесла и помогла надеть. Ещё от него пахнет лекарствами и домом. По щеке непроизвольно катится слеза.

— Ты сильная, Серафима, — произносит дедушка почему-то, в скупой ласке проводя рукой по моим волосам, — ты со всем справишься.

Слышу эти слова и не могу сдержать слёз. Они уже не украдкой, а ручьём текут из глаз.

Знаю, что за нами наблюдают соседи по палате. Прямо шоу для разбавления их серых будней. Но мне безразлично чужое внимание.

— Я устала, деда, — ною сквозь рыдания, — устала быть сильной.

Мне стыдно перед дедушкой. За слабость. За то, что не сумела скрыть от него, как мне худо. Как страшно. Как я боюсь его потерять, а вместе с ним надежду на то, что всё вернётся в прежнее русло.

Да, моя жизнь и до его инсульта не была похожа на сахар. Но я имела дом, хоть какой-то дом. И знала, что Аня в порядке. Что её у меня не отнимут.

— Всё будет хорошо, дочка, — сказал он перед тем, как я ушла.

А сегодня, зайдя в палату, обнаружила пустую койку. Стояла с минуту и просто смотрела на неё. Его соседи отводили глаза.

Нет. Нет. Нет…

Губы скривились в гримасе боли.

Я обернулась и побежала в ординаторскую. Сердце стучало в груди, пульс бил по вискам, а мир вокруг поплыл.

— Где мой дедушка? Прокофьев Пётр Васильевич?

Его врач отвлекается от трапезы, полный раздражения.

— Мы пытались до вас дозвониться, но вы не брали трубку.