Куплю тебя. Дорого (СИ)

В нос тут же ударил тошнотворный запах грязного, пропитанного алкоголем тела. Оказалось, его невозможно выветрить из комнат, пока это существо обитало в квартире. Никакие моющие средства, освежители воздуха, свечки и аромапалочки не справлялись с поставленной задачей.

— Ой, Фимочка пришла, — заплетающимся языком елейно поприветствовал отчим, рассматривая меня маслянистыми глазками с красными белками, на фоне которых выцветшая бледно-голубая радужка контрастно выделялась, — доченька моя любимая, где же ты так долго пропадала? Истосковался по тебе.

Меня едва не вывернуло наизнанку от его слов и интонации. Тощий, в старых потёртых трениках и заляпанной майке, этот человек почему-то всё равно считал, что имеет шансы затащить меня в постель. Но хуже всего то, что он на полном серьёзе полагал, что раз моя мать его бросила, то я должна выполнять супружеские обязанности за неё.

Хвала небесам, мне хотя бы в чём-то в этой жизни повезло. Виктор не мой биологический отец. Зато благодаря матери мы с ним проживали на одной территории.

Разувшись, я молча поставила чекушку на кухонный стол. Обычно, видя подобный презент от меня, он забирал бутылку и тихо отключался на диване. А я представляла, что его и вовсе не существует. В моей жизни.

Распахнула допотопный холодильник «Саратов». Дверца морозильника покрылась толстой коркой льда. Руки всё не доходят его разморозить.

На полках только заплесневелый дешёвый сыр и какие-то консервы. Отчим еду не покупал, подъедал то, чем питаемся я, дед и Нютка. Пока дедушки не было, я старалась как можно реже здесь появляться. Нюту тоже не оставляла наедине с отчимом. Мало ли что взбредёт ему в пустую голову.

— Ну что ты нос от меня воротишь? — не унимался отчим, проследовав за мной на кухню. — Сама выглядишь как шлюха, небось перед сопляками, что вечно пороги обивают, ноги свои тощие раздвигаешь.

Хотелось зажать уши руками, только бы не слышать эти полупьяные речи. Каждый раз повторялось одно и то же. Приставания. Домогательства. Попытки облапать. Подсматривание за мной в ванной…

Чем ближе он становился ко мне, тем меньше хотелось есть. От источаемого им запаха гнили в моём пустом желудке поднималась желчь. Я задержала дыхание, набрав в лёгкие воздух, и впилась пальцами в столешницу.

— Отойди от меня, — прошипела сквозь зубы, хотя давала себе зарок не вступать в диалог.

— Ты вообще тут никто, пока твой дед не откинул концы, — брызжет в мою сторону слюной, — эта квартира принадлежит мне и ему, забыла? Захочу, выгоню тебя отсюда! Всё равно Петрович скоро окочурится. И мне уже никто не помешает!

Угрозы, смешанные с матом и горячечным бредом, сыпались на меня одна хлеще другой. Я слушала их фоном, пытаясь абстрагироваться. Привыкла. Только он стоял слишком близко ко мне. Всё норовил дотронуться. То до плеча, то до бедра. Меня всю трясло от злости и безысходности.

Вытащила из выдвижного ящика нож и повернулась в его сторону.

— Отойди от меня, — произнося слова по слогам, направила на него оружие остриём вперёд. Пальцы сжимались на рукоятке с такой силой, что рука дрожала. Каждый раз он доводил меня до бешенства. Не удивлюсь, если когда-нибудь я не совладаю с собой и очнусь, обнаружив отчима в луже крови, а себя рядом — с окровавленным ножом.

— Ну-ну, дура, что ли! — поднял руки вверх, захватил бутылку и скрылся в своей комнате.

Меня продолжало потряхивать. Ноги не держали, и я просто сползла на пол. Никто за пределами моей семьи не подозревал, что я живу в настоящем аду. При посторонних я всегда изображала девушку, у которой нет проблем. Хотя их столько, что мне всё больше становилось очевидно — я ни черта не вывожу эту жизнь.

Пожевала наспех приготовленную гречку с куриной грудкой, не чувствуя вкуса еды. А потом заперлась изнутри в своей комнате, молясь, чтобы отчим наклюкался и не рвался ко мне среди ночи. Щеколда на двери хилая. Петли ослабли, а мой страх стать жертвой изнасилования рос с каждым днём.

Раньше, когда со здоровьем у дедушки всё было не настолько худо, я могла спрятаться за его спиной. Да и отчим несильно напирал. Сейчас же он словно почувствовал, что меня от него уже вряд ли кто-то сможет защитить.

Ближе к двенадцати часам к нам нагрянули его собутыльники.

Стены тонкие. До меня доносились почти все диалоги. Я слушала их, поджав колени к груди и молясь о том, чтобы поскорее наступило утро.

Днём, трезвые, они здоровались со мной, когда я проходила мимо них, идущих под руку с жёнами. Но, стоило капнуть зарплате, они пускались во все тяжкие. После пары рюмок водки, самогона и напитков сомнительного происхождения, дающих нужный эффект, люди превращались в зверей.

— Какая у тебя дочурка красивая девка…

— Я как вижу её, у меня встаёт. Хоть и тощая, зато гибкая, — звучит второй голос, после которого раздаётся дружный смех, похожий на ослиный вой.

— Когда-нибудь я её трахну, — слышу отчима и искривляюсь от отвращения.

Он говорит, а будто меня грязью пачкает. Такой, которую не смыть под струями душа.