Купол изгнанных

– От Ласа набралась? – усмехнулся Ковбой.

Шутка понизила градус серьезности, и Графиня немного расслабилась.

– Значит, я не схожу с ума, я действительно здесь была, – прошептала она, заново оглядываясь и будто видя шатер впервые. – Что это за место? Нет, даже не пытайся уйти от ответа! Раз ты приволок меня сюда раньше, значит, ты точно знаешь!

– Это Пропавший цирк, – коротко ответил Ковбой, а потом добавил: – Мы, все мы, все пять цирков, и есть Пропавший цирк. А появляется он, когда мы собираемся вместе.

– Что ж, сразу двумя загадками меньше, – усмехнулась Графиня. – Если сегодня придется умереть, по крайней мере, я умру с облегченным грузом неутоленного любопытства.

– Ты не умрешь, – категорично заявил Ковбой.

– Ну хорошо, если меня удалит.

– Тебя не удалит!

– Откуда такая уверенность? – удивилась Графиня, а потом прищурилась. – Ты знаешь! – наконец воскликнула она. – Крис не знает, но ты знаешь! Ты знаешь, почему удаляет! Почему?

– До этого нужно дойти самому.

– И как дойти, если даже не знаешь, к чему именно идти?

– А тебе и не надо знать, ты уже дошла.

– Ненавижу, когда говорят загадками, – вздохнула Графиня и снова потерла ноющий лоб. – Ну, раз мне волноваться не о чем, – насмешливо сказала она, когда приступ отступил, – может, мне и выступать тогда не надо?

– Выступать надо, – серьезно ответил Ковбой. – Здесь не каждый сам за себя, здесь каждый – за всех сразу.

– Я понимаю, – так же серьезно ответила Графиня.

А Ковбой продолжил, будто и не услышал ее. Продолжил так, словно повторял заклинание. Словно давал клятву:

– Но тебя не удалит. – И тихо, так, что Графиня не услышала, добавил, уходя, когда его позвали на арену: – Я не позволю.

* * *

Кристина не засекала время – это не пришло ей в голову, – но представление длилось уже несколько часов. Что, впрочем, было объяснимо, ведь на арене по очереди выступало сразу пять цирков.

Поначалу Кристина все время находилась в состоянии нервного напряжения, каждую секунду ожидая подвоха от Джордана, ошибок со стороны ее цирков или удаления. Но номер сменялся номером, час – другим, музыка – тишиной, а удалений все не было, и ожидание становилось нестерпимо мучительным. Оно пожирало все внутренние силы и вытягивало все жилы до тех пор, пока организм, который больше не мог справляться с такой нагрузкой, не включил режим самосохранения, погрузив Кристину в некое оцепенение.

О нет, она продолжала внимательно за всем следить, напутствовала нужными словами своих артистов, не выпускала из виду Джордана, но эмоции и чувства притупились, стали глуше и будто отступили на задний план. Они по-прежнему присутствовали, но Кристина скорее осознавала, что они есть, чем ощущала их. Состояние, чем-то похожее на анестезию у зубного врача: ты прекрасно понимаешь, что с тобой делают, чувствуешь, как сверлят и тянут, но боли не ощущаешь.

Даже волнение за воздушных гимнастов, чье выступление беспокоило Кристину больше всего, не вызвало острого всплеска эмоций. Работая на головокружительной высоте с обнаружившимся там оборудованием, знакомым, но непривычным, и без страховки, они успешно справились со своим номером, но и сильного облегчения Кристина не испытала; онемение коснулось всех чувств, и положительных, и отрицательных.

Даже когда обернувшийся ягуаром Те отказался показывать свой обычный номер и просто улегся посреди арены и пролежал там все время, что играла отведенная на номер музыка, не заставил Кристину по-настоящему испугаться.

И когда очередь наконец дошла до нее с Фьором, Кристина не испытала никакого эмоционального всплеска. Она вышла на арену, и головокружительно-высокий полосатый купол ее больше не подавлял, а пустые зрительские скамьи не угнетали. Она спокойно встала в центре и, не забывая время от времени менять позиции арабеска, отстраненно наблюдала за фаер-шоу, которое устроил Фьор, и думала о том, как любопытно, что Пропавший цирк сам подбирает музыку и освещение к каждому номеру. Для их с Фьором выступления он, например, практически полностью приглушил все невидимые прожекторы – так же, как это сделали бы они сами в «Колизионе», но вместо привычного первобытного ритма барабанов выбрал резкое, режущее ухо техно. Оно так не нравилось Кристине, что она с трудом дотерпела до конца номера и была счастлива убраться с арены вовсе не из-за гнетущей тишины в пустом зале, а из-за той какофонии, которая до сих пор звучала у нее в ушах.

Первыми номера закончились у «Обливиона», что было объяснимо, – лишившись амулета, они потеряли добрую половину цирка. Следующими выбыли из дуэли бело-красно-черный «Инкогнион» и ослабленный потерями артистов «Колизион». Остались черный «Обскурион» и бронзовый «Инфинион», державшийся в немалой степени благодаря большому количеству оригинальных самодвижущихся механизмов, которые они использовали в своих номерах. А вот летучих обезьян не было, они с пронзительными воплями улетели прочь, едва только их выпустили в самом начале выступления «Инфиниона».