С этими словами Те нарисовал тлеющей трубкой в воздухе что-то замысловатое и ушел, оставив после себя тонкие клубы голубоватого дыма, а Фьор с Ковбоем только смотрели ему вслед.
– Зачем ты вернулся? Почему ты все еще здесь? – наконец спросил Ковбой. – Ты теперь свободен. Ты мог уйти куда хочешь.
Фьор ответил не раздумывая:
– Потому что я чувствую, что должен сегодня быть здесь.
Сначала они потеряли счет удаленным, а потом и числу представлений, которые давали. Теперь уже не было общих выходов артистов в финале, цирки продолжали выступать снова, снова и снова, без остановки, без перерыва. Они теряли своих людей, теряли силы и продолжали, потому что понимали – остановиться не получится, не получится уйти, сдать назад. Остается только идти, а точнее, ползти вперед и принимать то, что их там ждет.
От «Обливиона» осталось всего несколько артистов, когда удаление настигло Франческу. Она исполняла трюки в колесе Сира – большом металлическом обруче, держась за него руками и ногами, и была похожа на экзотическую яркую птицу в своем роскошном, пышном платье и венецианской маске с перьями. Кристина даже не заметила, в какой именно миг Франческа исчезла, просто внезапно поняла, что колесо продолжает стремительно вращаться, сверкая в лучах прожекторов, но в нем уже никого нет, и только серебристые искры парят в воздухе вокруг.
Несмотря на ставшую уже привычной боль от новой потери, удаление Франчески почему-то не застало Кристину врасплох; директор «Обливиона» выходила на арену с таким видом, словно уже знала, что ее ждет, и во взгляде из прорезей роскошной маски сквозила обреченность.
Уж не потому ли происходит удаление? Не потому, что так решил цирк, не потому, что у артиста иссякли силы, и уж точно не потому, что он не сумел «пробить» зрителей, а потому, что человек сам сдался?
Оставшиеся артисты «Обливиона» сиротливо прижались друг к другу, живо напомнив Кристине, в каком состоянии их нашли на автокладбще. Острое чувство вины пронзило насквозь: зачем она их забрала оттуда? Да, там их тоже не ждало ничего хорошего, но Кристина поманила их обещанием другой судьбы, а разочарование от разрушившихся надежд куда больнее, чем смиренное ожидание неизбежного.
Механики «Инфиниона» выбились из сил, готовя бронзовых автоматонов к очередному номеру. Сейчас, когда живых артистов осталось меньше, а время между номерами сократилось, они не успевали привести их в готовность, и таким образом стимпанк-цирк лишился того небольшого преимущества, которое у него было. Арлисс уже три раза выходил на арену вне очереди, когда его артисты были не в силах это сделать; сейчас был четвертый. Черные полосы, вертикально проходящие через глаза клоуна, расплылись, сквозь белый грим на лбу стала видна кожа, и только красная точка на носу оставалась все такой же яркой. Когда в самый разгар номера Арлисс попал в ярко-белый круг прожектора, Кристина едва не вскрикнула от ужаса, потому что потекший, стирающийся грим в контрастном свете вдруг создал иллюзию рассыпающегося лица; казалось, оно вот-вот треснет и осыплется кусками – так, как она уже видела это однажды, в самый первый раз, когда оказалась в «Колизионе» еще зрителем. Тогда перед ее глазами рассыпалось лицо Сола. Неужели это предвестник удаления? Неужели она лишится и Арлисса?
От этой мысли Кристине стало настолько страшно, что она выбежала на арену и понеслась прямиком к нему. Она вообще не представляла, что будет делать, ее нес вперед безрассудный, не поддающийся никакой логике импульс: быть там, рядом! Поддержать! Но что она могла предложить цирку, когда у нее даже не было своего номера? Все артисты выкладывались по полной, давая представление, а она лишь принимала красивые позы, стоя в эпицентре огня! Да, за кулисами она не давала себе отдыха, держа руку на пульсе представления и подбадривая своих артистов, но все равно…
Кристина так разогналась, что споткнулась, не добежав до Арлисса всего несколько шагов, и растянулась на арене. Тот мгновенно оказался рядом и умело обыграл ее падение так, что, будь в зале зрители, они наверняка бы рассмеялись. Но зрителей не было, мертвенная тишина высасывала энергию, будто вакуум – воздух. И Кристина как никогда четко осознала, что тяжелее всех сегодня на арене приходится им, клоунам, шутам и мимам; ничья другая работа не зависит настолько сильно от отдачи зрителей, как их.
Единственные зрители этого зала оставались совершенно бесшумны и, как подозревала Кристина, невидимы для всех, кроме нее. А было бы неплохо, если бы они одарили артистов хоть парой хлопков.
Вот они, цирковые, все так же, в темноте верхнего ряда. Кристина задержалась взглядом на Апи, надеясь, что он посмотрит на нее в ответ. Он ведь к ней привязался, не так ли? Частенько не отходил от нее ни на шаг. И она вернула его обратно из «Обскуриона». Не то чтобы Кристина собиралась предъявлять счет, но сейчас было бы максимально кстати проявить свою благодарность за спасение в форме хотя бы минимальной поддержки!