Нельзя выпускать на арену и тех, кто в панике или сомнениях, его настигнет та же участь. Так они потеряли двоих опорных воздушных гимнастов «Инфиниона» из группового номера, потеряли ровно тогда, когда оба подбросили в воздух своих напарниц. Только чудом, а точнее, неимоверным усилием воли и циркового дара обе девушки сумели на несколько мгновений задержаться в воздухе, чтобы одна успела ухватиться за трапецию, а другая – зацепиться за свободно раскачивавшийся корд-де-волан.
Требовательно звучала веселая музыка, призывая на арену очередного артиста. Кристина в отчаянии оглядела сидящих и лежащих вповалку на полу циркачей. Даже задиристый Кабар больше не пытался хорохориться и показывать, что ему все нипочем. Последние выходы он уже не показывал номера с огнем, а с помощью хлыста и обретенных с полномочиями Дрессировщика умений выгонял на арену гончих и даже умудрялся заставить их сделать что-то похожее на трюки; это отнимало меньше усилий, чем ювелирно точная работа с ножами, но и на гончих больше не осталось сил.
Даже Фьор, который до последнего держался лучше остальных, заметно сдал, а Те давно перестал принимать облик человека и берег силы, оставаясь ягуаром. Усталым, измученным ягуаром, который лежал на земле, положив морду на лапы и закрыв глаза.
Кто, кто еще может выйти?
Поймав взгляд Кристины, измученный Арлисс с трудом оттолкнулся от крепежной балки шатра и, шатаясь, направился к ней, явно собираясь предложить свою кандидатуру, но неожиданно дорогу ему заступил Летун.
– Я попробую, – обратился он к Кристине, кивнул Арлиссу и, не дожидаясь их ответа, вышел на арену.
Кристина даже не успела его окликнуть. Что он будет показывать? Летун никогда не выступал, у него не было номера; собственно, Кристина не была уверена, что у него вообще есть какой-то особый дар, ведь не просто так он всегда занимался исключительно технической работой!
Прильнув к щели в занавесе, Кристина следила за тем, как Летун медленно вышел на середину арены и огляделся. В драных рабочих джинсах, вытянутой футболке с длинными рукавами, с цветной банданой на голове и в этих своих неизменных тяжеленных ботинках, он выглядел крайне неуместно в ярком кругу света прожектора.
Задрав голову, Летун оценивающе посмотрел на высокий купол и кивнул какой-то своей мысли. А затем присел на корточки и начал неторопливо расшнуровывать свои ботинки. Закончив с этим, он аккуратно вынул одну ногу, а затем еще более осторожно – другую, и как только он это сделал, то мгновенно взмыл ввысь, словно шарик, наполненный гелием.
Кристина ахнула. Она и не знала, что он так может! Но тогда почему Летун не стал воздушным гимнастом? И тут Кристина вспомнила, как Летун всегда был первым, когда нужно было забраться на самую верхотуру, чтобы установить прожекторы и снаряжение для воздушных гимнастов. Как легко он карабкался на самый верх колеса обозрения, когда заклинило одну из кабин. С какой поразительной ловкостью лазил по самым высоким каруселям, устраняя неполадки. С чего она решила, что если ты умеешь летать, то должен непременно стать именно воздушным гимнастом и никем другим? У одного и того же дара может быть множество других применений!
А сейчас Летун был на арене и давал драгоценную передышку остальным. Он взмыл под самый купол, став совершенно крошечным, а потом уцепился за установленное там снаряжение и начал спускаться вниз. Глядя на его легкие движения, Кристина поняла, что, в отличие от воздушных гимнастов, которым требовалось усилие, чтобы удерживаться в воздухе, Ласу нужно было прилагать усилие, чтобы остаться на земле. Вот почему он всегда носил эти тяжеленные ботинки!
Спустившись по снастям на арену, Лас бросил взгляд за кулисы, безошибочно нашел взгляд Кристины и снова воздушным шариком взмыл вверх. Простенькое, незатейливое представление, но оно работало. И покупало такое драгоценное, такое нужное им время.
Когда Летун вернулся, за кулисами его встретили аплодисментами.
Настала очередь «Обскуриона» и «Инкогниона», но Кристина не могла позволить себе передышку, она оценивающе осматривала оставшихся циркачей, прикидывая, кто мог бы пойти следующим, и понимала, что никто. Все по-прежнему были измучены, обессиленны, они уже слишком много раз отдали всех себя сегодня и исчерпали свои силы до дна.
– Давай я, – предложил Ковбой, перехватив взгляд Кристины.
Он выступал сегодня не меньше, а может, даже больше других и выглядел столь же измученным.