– Нам ничего от вас не нужно, – успокаивающе сказала Кристина. – И мы ничего не хотим у вас забрать. Честное слово, – добавила она и, видя, что ее слова по-прежнему не убедили и не успокоили собеседницу, попыталась ее отвлечь. – Меня зовут Кристина, а это, – кивнула она на автокараван, – «Колизион».
Женщина заколебалась, но все же ответила:
– Я – Франческа. И это был «Обливион».
Был. Слово прозвучало, как удар похоронного колокола.
– Если вам действительно ничего от нас не нужно, тогда зачем вы здесь? – спросила Франческа.
Кристина замялась. Ответ «Мы надеялись найти в вашем лице соратников» в данных обстоятельствах казался, мягко говоря, неуместным. Что же ей сказать?
– Мы здесь, чтобы вам помочь, – неожиданно раздался голос Ковбоя, и стрелок встал рядом с Кристиной.
Ленты и цветы на огромной шляпе затряслись, из-под белой гипсовой маски донеслись сдавленные звуки – то ли рыдания, то ли смех.
– Вряд ли вы сможете нам помочь, – наконец ответила Франческа. – Он кое-что у нас забрал, и с тех пор мы медленно исчезаем, один за другим. Наверное, скоро и о нас будут рассказывать байки и станут называть нас «Пропавший цирк-2».
– Кто – он? – Кристина выхватила из речи собеседницы самое главное.
– Директор другого цирка.
Кристина переглянулась с Ковбоем, и тот многозначительно кивнул, словно подтверждая ее догадку, которую она не озвучила, но которая тем не менее была очевидна: директор другого цирка забрал у «Обливиона» амулет-основатель, и теперь он проходит через стадию удаления.
– Джордан? – едва слышно произнесла Кристина, глядя на Ковбоя.
Тот слегка пожал плечами, словно говоря: «Скорее всего».
Кристина разочарованно вздохнула. Они опоздали. И это очень плохо; вряд ли без недостающего амулета у них получится создать нужное заклинание. Собственно говоря, даже имейся у них в наличии все амулеты, она все равно сомневалась бы в том, что у них все получится, ну а уж при отсутствии одного…
И что теперь делать? Искать следующий цирк и надеяться, что Джордан их не опередил, а этот оставить как есть? Да, видимо, так, ведь кроме амулета-основателя у этого цирка отсутствовали даже колеса, он при всем желании не сможет сдвинуться с места.
Кристина скользнула взглядом по ржавым остовам некогда ярких цирковых трейлеров и автобусов и вдруг заметила во многих окнах застывшие неживые разноцветные лица, прилепившиеся к стеклам. Под ее взглядом яркая краска начинала лопаться, открывая под собой черные раны; казалось, лица осыпаются, стоит ей на них посмотреть.
Память услужливо подкинула образ осыпающегося лица Сола на арене «Колизиона» в тот день, когда цирк приехал в их город. Кристина задрожала. Хотелось закрыть глаза, отвернуться, а лучше – убежать. Хотелось, чтобы кто-то подошел, обнял и успокоил. Но она не могла убежать, она – директор, все ожидали, что она теперь будет справляться со всеми трудностями за себя и за них.
Да и некому было подойти. Фьор и Дэнни исчезли, а про Мануэля и говорить нечего…
А потом Кристина почувствовала, как Ковбой сжал ей руку в простом жесте одобрения, и ладонь словно обожгло теплом. Сначала она решила, что это налился жаром ожог, но потом сообразила, что Ковбой пожал ей другую руку, ту, что без следа амулета. Тепло от его ладони словно проникло в нее, легко покалывая, побежало вверх по руке, добралось до плеча, разлилось теплом в груди – и рассеяло панику, вызванную видом осыпающихся лиц. Когда Кристина снова посмотрела на окна трейлеров и автобусов, она увидела, что к стеклам прилепились вовсе не застывшие лица, а маски – сильно потрепанные, но некогда великолепные разноцветные венецианские маски.
Кристина не сдержала вздох облегчения. Но затем она увидела, что в прорезях масок жили глаза, вполне живые человеческие глаза, смотревшие на циркачей «Колизиона», словно узники сквозь решетки темницы. Эти глаза слабо мерцали. Не выраженным серебристым светом, как глаза циркачей «Колизиона», и не переливающимся черным, как у артистов «Обскуриона», а тускло-серым, почти неразличимым, словно работающим на последних остатках заряда батарейки и готовым вот-вот погаснуть.
– Много вас еще осталось? – почему-то шепотом спросила Кристина, не отводя взгляда от масок с живыми глазами в окнах трейлеров.
– Меньше половины, – горько ответила Франческа.
– Они прячутся?
– Они боятся.
– Нас?
– Боятся выйти.
– Почему?
Франческа потерла лоб своей маски так, словно это было лицо. На пальцах осталась белая крошка, на маске появились новые участки облупленной краски, под которой проступила чернота. Не бездонная ночная чернота Вечности, не глубокая бархатная чернота Тайны, не пронзительная, пугающая чернота Зла, а заурядная, поблекшая бытовая чернота ткани, потрепанной долгой ноской и выцветшей от частых стирок.
– Потому что после того, как другой цирк уехал, нас начало удалять… Стремительно, одного за другим. Мы даже не успели понять, что происходит! А когда все закончилось, мы заметили, что удалило всех тех, кто находился снаружи и без сценического костюма.
– Но сейчас вы вышли наружу, – заметила Кристина.