Купол над бедой

   Но мы оккупированная территория. И сытый лоснящийся приблатненный поганец, который не стоит ни часа Арсюшиной жизни, со своей речью, явно отредактированной кем-то, носящим серое, стал последней каплей. Арсюша вчера попросил прийти с ним посидеть, но не дождался. Человек, который к нему ехал, вошел в открытую дверь, не услышал ответа хозяина на свой оклик и вызвал скорую - для последней помощи.

   Мне вот интересно, чем из имущества казненных наградят оратора. Но интересно как-то вчуже. Завтра я пойду провожать Арсюшу. Да, я понимаю последствия. И знаете, мне все равно.

   Последняя открытая запись в дневнике Аугментины.

   Двадцать пятого марта Полина назначила в Московском парке Победы тематическую встречу, назвав ее "Сто двадцать пять блокадных грамм". Широко об этом она не оповещала, так что знали только лично знакомые с ней люди и некоторые из их ближнего круга. Марина дернулась было остановить подругу, но увидела ее взгляд. На вид Полина ничем не отличалась от себя же в версии зимы девятнадцатого года. Глядя на нее, кто угодно бы понял, что стоять на пути у этих высоких чувств - очень плохая идея. Марина вздохнула и отступилась, хотя ей было очень неспокойно. Валентин просто отказался это обсуждать с ними обеими и молча проверил конверт, лежавший с двадцать третьего года в надежном месте. Конверт послушно лежал, где оставили.

   Святая стража появилась на месте встречи только через три дня, когда свидетелей, запомнивших лица, голоса и даже количество участников, уже было не найти. Парк вообще закрывался на просушку, но патруль вошел туда, несмотря на возражения садовников, потоптался на мокрой дорожке и быстро вышел.

   В увольнительную мы поехали в город, гулять так гулять. Было около пяти вечера, так что в том ресторанчике мы не столько пили, сколько ели, обсуждая, куда отправиться дальше, по барам или по клубам. Деньги, данные князем, позволяли повеселиться от души. Уходить не спешили: уж больно хорошее место. Подавали тут не только пиво, но и вино, а его в городе достать было не так-то просто в последние годы. Пили и за князя, и за отряд, и за город, и за Охоту. Прозвучала даже пара тостов за некоторых, у которых язык без костей, совести, как у воробья, а наглости - как у трех помоечных ворон. Мол, получить поощрение для всех вместо доброй трепки для себя - это постараться надо.

   Мы уже уходили, когда я заметила ее за столиком в закутке у входа. Заметила - и споткнулась. Этого человека из моего прошлого я увидеть никак не ожидала.

   Мы не встречались... Да, получалось, восемь лет. С февраля девятнадцатого. Полина, так ее звали, работала психологом сопровождения в МЧС, и именно к ней я пришла с Максом на исходе той жуткой зимы.

   Кажется, как раз тогда только-только вернулись Источники, и у меня наконец получилось построить портал в Созвездие. Макс был нужен мне у ЛАЭС. Попасть так просто в Сосновый Бор было нельзя, и часть пути мы проделали пешком через лес и город, бросив машину и замаскировав ее под сугроб. Макс всю дорогу туда костерил и меня, и Дом, и своего отца, а по пути обратно был занят тем, что пытался устоять на ногах и не перестать ненароком дышать. Хорошо еще, машину патруль не нашел. Полина если и удивилась моему появлению, то не подала вида. Считалось, что я в Суоми, и не далее как вчера в моем блоге появился пост с фоточками беженцев, пытающихся прорваться через границу. После аварии у меня не получалось писать ни статьи, ни заметки о чужаках. Я фотографировала, призывала к войне и ужасалась тому, что они сделали с городом. С моим городом.

   Рюкзак с запасом финских консервов я сунула Полине прямо в руки, огляделась. Света не было. Но Полине повезло, она жила недалеко от ТЭЦ, так что батареи в ее двухкомнатной квартире были чуть теплыми. Она все равно закрыла большую комнату, служившую библиотекой и кабинетом, отнесла все цветы на кухню, где постоянно горел газ на плите и в духовке, и даже завела керамическую печку. Оказалось, что ненадолго дали воду, так что Полина чуть не с порога погнала нас в душ. А горячий чай для гостей в этом доме был всегда.