Купола

Служащие и рабочие в магазине мужа относились к ней с уважением, не только как к хозяйке, но и как к доброму человеку. Часть своего дохода, когда магазин принадлежал семье, она постоянно расходовала на помощь людям. Когда её двоюродная сестра овдовела и осталась без средств с пятью детьми, на сбережения бабушки все дети получили образование и специальность для самостоятельной работы. Неимущим невестам бабушка дарила приданое. Помощь бедным была частью её жизни.

Кока очень любила своих внуков. В её доме и семье Петра Александровича благополучно родилось и выросло восемь детей, среди них – двое близнецов. Хозяйством занималась Кока. В доме были кухарка, кучер, горничная и дворник. Всех нужно было правильно организовать, потребовать должного исполнения работы, накормить, напоить. При этом, при её искренней доброте, ни одна копейка в доме не была истрачена без пользы или с расточительством.

Подходило к концу лето 1917 года. Жизнь в доме Коки текла по заведённому порядку, только разговоры взрослых становились все более беспокойными. Появилось новое пугающее слово – «большевики», которые не признавали ни Бога, ни царя. Про себя люди думали: «Бог не допустит!».

Так в тихом богомольном городе прошёл октябрь. Не было в нём ни вооруженного восстания, ни активного сопротивления богатых людей, имевших заводы, фабрики, мастерские, магазины и другое имущество. В умах людей патриархального города витал страх перед новой непонятной властью: страх быть арестованным или расстрелянным.

Оставалась только надежда, что «как-нибудь разберутся», что долго всё это не продержится.

Надя, как и все дети, со страхом услышали ещё одно новое слово – «переворот». Потом узнали, что теперь есть Белая армия и Красная армия. Белая армия – за царя, Красная армия против царя, и где-то они сражаются совсем близко.

– Господи! – говорила Кока, – Брат на брата, сын на отца – видно, наступает последнее время!

Позднее Надя узнала, что в городе готовилось белогвардейское восстание под руководством полковника Сахарова, но было раскрыто и подавлено. Она была потрясена рассказами о расстреле троих его участников. Один из них погиб по ошибке: фамилия его и инициалы совпадали с действительным участником восстания, который сумел скрыться. Кругом шла борьба жестокая.

В жизни семьи Нади, как в капле воды отразились судьбоносные, разрушительные штормовые перемены.

Необыкновенно радостным событием в доме, после перемен, было возвращение домой из плена дяди Георгия. Это было ноябрьским днём. Надя помнила этот день. Кока, увидев сына, была так растрогана, что не могла вымолвить ни слова, слёзы хлынули из глаз, она побежала в свою комнату к образам.

Папа вышел навстречу, крестился, стоял как вкопанный.

Хотя Надя видела только фотографию дяди Георгия, она его сразу узнала: он очень походил на дядю Валентина, только ярче горели глаза. Казалось, он знал и испытал что-то большее, чем его братья. Сразу вспомнился тот горячий шёпот Коки перед образами: «Господи, спаси Егореньку!», когда она, ещё совсем маленькой, засыпая в постели, слышала наполненные горькими слезами мольбы своей бабушки.

Надя тогда ни капельки не сомневалась, что Бог может не услышать или не спасти её дядю от беды.

Какой-то внутренней детской интуицией Наденька почувствовала, что это – самый любимый сын её бабушки.

При всеобщей радости, в глазах встретившихся было некоторое замешательство. Не сразу нашлись подходящие слова. Каждый сдерживал своё, накопленное переменами.

Петр Александрович первый задал самый важный вопрос:

– Ну что, Егор? Как ты пережил этот плен?

Георгий Александрович ответил как бы нехотя:

– Вроде и надо радоваться, домой вернулся, но на душе тревога.

– Почему же, сынок?

– Не знаю, маменька. Чувствую, что скоро разорят наше гнездо.

– Чем же прогневали мы Его?

– Не умеем защитить себя. И плен… Хотя и унижает, но самое главное. не в этом, потому что в стране враги внутри, а не на границе.

– Сроду на Руси враги кругом, но стоит Святая.

– Жестокость и враньё.

– Но не может же власть идти против народа.

– Самое страшное не знаем. Почему мы с вами «лишенцы»? Всё ведь отдали. И если всё будет хорошо, то жалеть не будем.

– Все образуется, – успокаивала Кока.

– Не образуется. Мы им не нужны. Нам объявлена война жестокая, насмерть.

– Что же это?

– Им нужны другие люди.

– Какие?

– Во всяком случае, не такие добрые, как ты, Петруша.

– Бог с тобой, Егор!

– Попомни, Петя, будешь странником на нашей земле.

– Даже если так. Я готов. Смирюсь и пойду. Детей только как бросишь?

– Дети сами уедут отсюда, не дадут им жизни здесь.

Кока сидела молча и втайне крестила любимого Егореньку.

«Как похудел, осунулся и, главное, глаза не те», – с тревогой думала она.

Пришёл Валентин Александрович. Видно было, как он спешил на эту встречу, сразу устремился к брату, расцеловал, сжал его в объятиях.

– Ты как блудный сын, – с улыбкой произнёс он.

– Именно, что блудный. Ведь последнее слово отца было: «Если не хочешь быть купцом, иди в военные, благородное дело» Там я понял его. Не слышал я его раньше, а в нём была сила.