Купола

Тётя Александра очень нравилась Наде своей энергией и неординарной деловитостью. Надя знала от взрослых, что она в своё время окончила Бестужевские курсы и была женщиной, по тем временам, весьма образованной. Тётя Александра занималась строительством собственного дома в городе, который, как казалось Наде, получился очень уютным, красивым и был со вкусом обставлен. Но постоянно она жила в московской квартире и собиралась окончательно обосноваться в городе после окончания войны и возвращения мужа.

Сначала слушали жену дяди Георгия, которая из московских газет рассказывала о трудностях армейской жизни, неудачах и о последних событиях на фронте, о волнениях в армии среди крестьян и рабочих. Здесь, в провинциальном городе, все изменения выражались только слухами и робкими сомнениями доморощенных горожан. Потом она читала письмо мужа из Вильно. Самого дядю Георгия Надя знала только по фотографии на бабушкином комоде. Она невнимательно вслушивалась в разговор и больше смотрела на бледного Шурика, который очень красиво рисовал кораблик с мачтами, якорями и каютами.

Прислуга сообщила, что пришёл отец Серафим. Кока поспешила навстречу. Поздоровавшись и благословив всех присутствующих, отец Серафим занял почётное место рядом с хозяйкой.

– Отец Серафим, с праздником Вас, Христос Воскресе!

– Воистину Воскрес! Дети мои.

– Тревожен нынче праздник. Слышали об отречении царя, Николая Александровича? – произнес дядя Валентин.

– Да, непонятен и отказ Михаила Александровича… Думаю, сделана какая-то непоправимая ошибка.

– С другой стороны, необходима демократия в обществе, – продолжал Валентин Александрович.

– Как же ты можешь представить жизнь без царя-батюшки? Истинного, нашего, праведного помазанника Божьего? – вступилась Кока.

– Не было бы большего разрушения. вот что беспокоит мою душу, – задумчиво, со вздохом произнёс Отец Серафим.

– Но ведь ждали перемен, улучшения жизни…Я приветствую конституцию, парламентская монархия изжила себя. Мне по душе кадеты. Надеемся на изменение жизни к лучшему… – робко настаивал дядя Валентин.

Разговор в дальнейшем, в основном вёлся между ним и отцом Серафимом, который говорил хоть и с сомнением, но всегда с твердой ноткой.

– Каждый кричит про свободу. Одни слова. Дел нет.

– Надо много перенимать у других развитых стран и, в конечном счёте, просвещать народ…

– Я не возражаю, просвещайте, только не разрушайте. и, прежде всего, православия. Оно через душу придаёт силы и просвещает.

– Думаю, никто не собирается разрушать.

Отец Серафим вздохнул и, глядя ему в глаза, уверенно произнес:

– Если когда-нибудь захотят уничтожить Россию, начнут с её стержня – Православия.

– Но как жить без демократии и свободы? Насилием невозможно делать политику.

– В России от этой западной свободы человеку станет не намного свободнее.

Скорее это будет похоже на карнавал…

– Не понимаю, – не унимался Валентин.

– Что для вас – олицетворение Руси?

– Пожалуй, одним словом не скажешь. Но последнее время, скорее застой.

– Опять слова. Свобода, о которой вы говорите – это всё на поверхности. Она ведь освобождает и порок. А внутренняя свобода идёт от идеи божественной справедливости и всемогущего духа, который раскрепощает человека. Это не каждому даётся, но в душе она у русского праведного человека. Посмотрите росписи Владимирского Собора в Киеве Виктора Васнецова «Крещение Руси», «Богоматерь с младенцем», да все его сказочные и былинные образы.

– Но это всё образы.

– Вы не чувствуете народной духовности, а это громадная сила. при всей терпеливости и кажущейся подавленности.

– Но во всём этом какое-то убаюкивающее молчание.

– А сила – именно в молчании. Вспомните отшельников, которые потом стали символами Православия. Просто мы привыкаем к тому, что тот, кто много говорит, всё знает и понимает.

– Сейчас уже невозможно молчать.

– Сегодня слушают сильных духовно. они своеобразные пророки. На Руси издавна с интересом слушали праведников, народных увещевателей или «юродивых». Они не разглагольствовали, как сейчас, они чувствовали. Никто меня не переубедит, что сила в молчании. Это как природа, красота, тишина, величие.

– А как вы объясните увещевания Распутина? О нём ходят всякие срамные слухи. Такое влияние на царскую семью…

– Не верю я этому, – не сразу, с медленной паузой, возразил отец Серафим, – Не верю, чтобы православный, даже крестьянин, мог так себя вести. А то, что искренне хотел помочь исцелить царевича. Верю.

– Но не может же быть так. Если даже часть слухов окажется правдой.

– Все это болтуны. Или враги. Кому-то это было очень нужно!.

Валентин Александрович не стал возражать. Отцу Серафиму тоже не хотелось продолжать.

– Будем надеяться на лучшее, – тихо сказала Кока.

– Сомнения, разочарования – это тоже основа нового, – примирительно произнёс Отец Серафим.

Возможно, многого не понимая до конца, Наденька внимательно слушала батюшку. Также серьёзно она смотрела и на своего дядю.

Она всегда с трепетом и интересом посещала со взрослыми магазин или теперь уже Торговый Дом дедушки Александра Ивановича, которым теперь руководил Валентин Александрович.