Курам на смех

Мы ехали в одном купе, я с женой, она – с мамой. Ей на вид было лет пять.

Я сидел, ел грушу. Она сидела напротив и очень внимательно смотрела, как я ем.

Когда я доел грушу, она сказала:

– А вот если бы я ела, я бы с тобой поделилась.

Я покраснел от стыда.

Через некоторое время я пошёл в туалет. Когда я вернулся, она спросила:

– Получилось?

– Что получилось?

– Ну, зачем ты ходил?

– Получилось, – буркнул я и снова покраснел. Не зная, что сказать, спросил: – Как тебя зовут?

Она сказала:

– Никак меня не зовут.

– Почему?

– Потому что я сама прихожу. А имя моё – Марина.

– Марина, – продолжал я. – Какое красивое имя.

Она сказала:

– Какие же вы, взрослые, глупые. Сначала «как зовут», а потом – «какое красивое имя». Имя самое обычное. А как тебя зовут?

– Лион.

– Ты что, чучмек?

– А что такое «чучмек»?

– Кто на юге живёт, тот чучмек.

– Значит, французы – тоже чучмеки?

– А они что, на юге живут?

– Для немцев – на юге.

– Значит, они для немцев – чучмеки, а для нас нет.

В это время из соседнего купе вышла девочка лет семи и встала у нашего окна.

Марина тут же подбежала к ней и сказала:

– Уходи, это наше окно.

– Подумаешь, – сказала девочка, – и не подумаю.

Марина вернулась в купе, залезла на колени к маме, обняла её и попросила:

– Скажи, что ты меня любишь.

Мама ответила:

– Не скажу. Ты обидела девочку.

– Ну, скажи, что ты меня любишь! – У Марины полились слёзы из глаз. – Скажи, что ты меня любишь!

– Обещаешь больше так не делать?

– Обещаю.

– Хорошо, – сказала мама, – я тебя люблю.

У Марины тут же высохли слёзы. Она спрыгнула с маминых коленей, подбежала к девочке и сказала!

– А тебя мама не любит, – и гордо удалилась назад в купе.

Я сидел, читал газеты и не обращал на неё внимания. Тогда она стала ходить передо мной вдоль купе. На ней было коротенькое платьице, и она, проходя мимо меня, кокетливо оттопыривала попку.

Я не выдержал и слегка хлопнул её газетой по этой попке. Она тут же среагировала явно заранее заготовленной фразой:

– И почему ты такой нахальный, ни одной юбки не пропустишь?

Моя жена обрадовалась:

– Вот видишь, устами младенца глаголет истина.

Марина тут же вступилась за меня:

– Но это же шутка.

– Для тебя, может, и шутка, – сказала моя жена, – а я с ним всю жизнь мучаюсь, с бабником.

Марина сказала:

– Значит, я, по-вашему, баба?

– Нет, ты ещё девочка, но он даже к тебе пристаёт.

– Не знаю, – сказала Марина, – последние два часа он вёл себя прилично, даже к проводнице не приставал.

– Спасибо, Марина, – сказал я, – хоть ты меня защитила.

Моя жена с её мамой, смеясь, вышли из купе. Марина тут же закрыла дверь купе и спросила:

– А ты что, действительно бабник?

– Ну, есть немного, – ответил я.

– Обещай мне, что больше никогда не будешь приставать к другим женщинам.

– Обещаю.

– Ни к кому?

– Ни к кому.

– Кроме меня.

– А к тебе можно приставать?

– Можно, потому что я ещё маленькая.

– А когда ты вырастешь, к тебе уже нельзя будет приставать?

– А когда я вырасту, ты уже ни к кому не будешь приставать.

– Почему? – наивно спросил я.

– Потому что тебя уже не будет, – сказала она.

– Ничего себе перспективка, – обиделся я, – что ж я, даже пятнадцать лет не проживу?

– Ладно, – смилостивилась она, – живи сколько хочешь, только к другим тётькам не приставай.

– Хорошо. А к той девочке, из соседнего купе, можно приставать?

– Только попробуй!

– А что ты сделаешь?

– Я на тебя случайно стакан горячего чая опрокину.

– Ладно, я к ней не буду приставать, если ты мне разрешишь приставать к тебе, когда вырастешь.

– Я тебе уже разрешила. А ты меня не забудешь?

– Ни за что.

– Никогда-никогда?

– Никогда.

– И узнаешь меня через пятнадцать лет?

– Узнаю.

– Тогда запиши мой телефон.

Я записал номер её телефона.

– Только маме не говори, – попросила она.

– Почему?

– Потому что она меня ругает, если я дяденькам свой телефон даю.

– А ты уже давала свой телефон другим дядям?

– Давала. Но я не много давала. Всего трём дядям. Ты четвёртый, нет, пятый. Но ты не думай, ты всё равно лучше их.

– Почему?

– Потому что ты, когда спал, так смешно губами шлёпал! Ты что, губошлёп?

Я вынужден был согласиться. Почему бы и нет, если это выделяло меня из общего ряда её поклонников?

В купе вернулись женщины, и разговор наш прекратился. Всю оставшуюся дорогу мы с ней, как заговорщики, многозначительно переглядывались.

Когда поезд уже совсем подъезжал к Москве, мы с Мариной стояли у окна, и она тихо сказала мне:

– Ты меня точно не забудешь?

– Точно, – сказал я.

– Смотри, – сказала она, – а то ты меня знаешь.

– Знаю, – сказал я.

Вот уже десять лет прошло, а я её не забыл. Помню её отлично и через пять лет обязательно позвоню.

Балет

Мне повезло. Я достал билет на балет «Ромео и Джульетта» в Большой. Прихожу, сажусь в восьмом ряду возле прохода. Окружение театральное. Правда, рядом со мной мужчина совсем небалетных габаритов. За ним англичанин, который всё время извинялся. «Эскьюз ми» говорил, особенно когда интеллигентно отдавил мне обе ноги.

Оркестр инструменты настраивает. Сосед справа поворачивается ко мне и говорит:

– Шибко орут.

Я говорю:

– Ничего, сейчас настроятся и перестанут.