Курехин. Шкипер о Капитане

Особенно важен был в этой новой американской картине Джон Зорн. «Все различные музыкальные стили органично связаны друг с другом. Я человек сложения – все хранилище моих знаний и моего опыта сказывается во всем, что я делаю», – это высказывание Зорна в полной мере подходит и Курёхину. Я вижу между этими двумя музыкантами прямое родство, более того, как мне представляется, именно переход Зорна в начале 1980-х от пуристски-аскетичной свободной импровизации предыдущего десятилетия к «тотальному» подходу к музыке в 1980-е и стал во многом толчком к аналогичному переходу, совершенному Курёхиным двумя – тремя годами позже. Тем более интересно мне было наблюдать их знакомство, первое общение и первый совместный музыкальный опыт. Об этом, впрочем, чуть ниже.

Объединяли Зорна и Курёхина энциклопедическая музыкальная образованность, впитанное на уровне подсознания огромное количество самых разных, зачастую кажущихся антагонистичными музыкальных стилей, течений и направлений и феноменальная способность всем этим богатством легко и играючи оперировать. Плюс дерзость мышления, осознание своей силы и своего лидерства – не только в собственных ансамблях и проектах, но и в огромном пласте музыкальной и художественной культуры их среды и их поколения.

Было, однако, и принципиальное отличие, которое, собственно, и помогает вскрыть концептуальную суть явления «Популярная Механика». Зорн оперирует музыкальными стилями, жанрами, культурами. Для него в равной степени важны и интересны би-боп Сонни Кларка[170] и фри-джаз Орнетта Коулмена[171], хардкор-метал-панк Napalm Death[172] и музыка к спагетти-вестернам Эннио Морриконе[173] и мультфильмам Диснея, и традиционная японская музыка гагаку, древняя еврейская музыкальная традиция и алеаторика Кейджа, не говоря уже о классическом блюзе и рок-н-ролле, о Мессиане, Айвзе, Мингусе, Шенберге, Скрябине, Led Zeppelin, Дебюсси. Да, нередко композиции Зорна навеяны и внемузыкальными влияниями: Шарль Бодлер, Жан-Люк Годар, Марсель Дюшан, Микки Спиллейн – список можно продолжать. Но в любом случае любые влияния обретают у Зорна музыкальное воплощение, трансформируются и проявляются через музыку и конечным продуктом его творчества остается музыка – богатая, разнообразная, немыслимо широкая по своему культурному охвату, но все же музыка.

Источники и составные части курёхинского подхода были не менее богаты и разнообразны и во многом совпадали с зорновскими – что и не удивительно: они вышли из одного поколения, а по широте музыкальных вкусов и музыкальной эрудиции Курёхин никак не уступал своему американскому коллеге. Главное, однако, не в сходстве или различии влияний. Главное в том, что «Поп-Механика» была при этом явлением в первую очередь сценическим, и музыка – яркая, броская, смелая, местами просто захватывающая – все же была в этом шоу подчинена иной, более крупной и масштабной задаче. Там, где Зорн играет с музыкальными стилями и музыкальными культурами, Курёхин играл с целыми общекультурными пластами. Каждый кирпичик в здании, каждое стеклышко в калейдоскопе «Популярной Механики» призваны были служить музыкальным (а то и немузыкальным) символом или знаком определенной эпохи, определенного исторического, культурного, политического смысла. «Сердце, тебе не хочется покоя», «Увезу тебя я в тундру», «А у нас во дворе» в сердце любого советского человека пробуждали целый сонм ассоциаций. А под грохот индустриальной секции, в сопровождении садомазохистского шоу или бредущего по сцене стада гусей рождался очень сложный комплекс щемящей тоски, безудержного веселья, тонкого юмора, грустной иронии да и, в конце концов, просто невероятного восторга от сумевшего все это придумать ума и сумевшей все это осуществить энергии.

Не думаю, что изначально, нагромождая друг на друга все эти музыкальные и немузыкальные знаки и смыслы, Курёхин четко представлял себе, чего именно хочет добиться. Тогда главное было – затащить в «Поп-Механику» все сколько-нибудь интересное и живое, что возникало или что ему удавалось обнаружить на культурном небосклоне Ленинграда, да и не только Ленинграда. В ход шло действительно всё – и только-только появившийся тогда drag queen Владик Мамышев-Монро[174], и ничего толком на сцене не делающий, но зато такой яркий, красочный и всеми любимый Олег Гаркуша[175], и бывший полукабацкий, полуэстрадный певец по фамилии Молев, которого в одной из самых первых «Поп-Механик» в Рок-клубе Курёхин вытащил на сцену для совершенно уморительного исполнения некоего изящного одесско-шанхайского блатного романса.