Курьер

В Катином голосе прозвучали восхищенные нотки. Мне стало обидно и завидно. Этот Игорь явно чувствовал себя героем вечера: много говорил и громко смеялся, был развязен, легкомыслен и великодушен. Меня просто зло брало, когда я смотрел на его самодовольную физиономию. Тем временем мне пододвинули полный бокал вина, и Игорь предложил тост:

– За Наташку!

Все закричали, захлопали в ладоши и выпили за Наташку. Я тоже выпил. Залпом. До дна. И захмелел. Тепло пробежало вдоль позвоночника, проникло в кровь и разлилось по всему телу.

– Где ты учишься, Иван? – обратилась ко мне Наташа.

– Нигде, я работаю, – ответил я. Наташино лицо от удивления вытянулось.

– Что, уже закончил? – неуверенно спросила она.

– Да нет, не закончил. – Я краем глаза взглянул на Катю и, придавив на всякий случай ее ногу под столом, громко сказал: – Я на заводе работаю, слесарем.

Мое заявление имело некоторый успех. Девицы заинтересовались моей особой, и, хотя Игорь еще продолжал удерживать мужскую аудиторию, я заметил, что и там произошло легкое движение.

– Собираешься поступать? – с участием спросила Наташа.

– Куда ж мне поступать с такой анкетой, – простодушно сказал я.

– А-а… – Наташа запнулась и беспомощно взглянула на Катю. Та с невозмутимым видом потягивала вино.

– Я же сидел, – сказал я как можно беспечнее. – Пять лет оттрубил… в зоне.

В комнате воцарилась пауза. Игорь еще пытался как-то заполнить ее демонстрацией очередного сверхубойного приема, но, уразумев, что его уже никто не слушает, затих сам собой. Я спокойно взял нетронутую бутылку виски и, легонько взвесив в руке, спросил у Наташи:

– Покрепче ничего нет?

– Что? – растерялась Наташа.

– Спирта, говорю, нет?

Наташа виновато развела руками и промямлила:

– Нет… спирта нет…

Я сокрушенно вздохнул и, налив себе полный бокал, вопросительно взглянул на ребят. Они заволновались и стали поспешно пододвигать мне свою посуду, куда я щедро, до края бухал виски. Наливая Игорю, я не удержался от провокационного вопроса:

– Полную?

– Разумеется, – ответил он, занервничав, и пробасил: – Я в общем-то тоже спирт предпочитаю…

– Какой? – спросил я с подозрением.

– Что какой? – смутился Игорь.

– Спирт какой предпочитаешь?

– Спирт?.. – Игорь заерзал в кресле. – Медицинский, девяностошестипроцентный… – Он запнулся и добавил отчаянно: – Неразбавленный!..

– Понятно. – Я сделал многозначительную паузу, после чего задумчиво проговорил: – Да, медицинский – еще куда ни шло. Хотя по мне, ничего нет лучше обычного древесного спиртяги…

– Разве его можно пить? – робко спросила Люда.

– Это уж кому как, – усмехнулся я ее наивности.

После этого акции Игоря начали стремительно падать. Девочки смотрели на меня глазами, полными беспокойства и тайного восторга. Присутствие в компании отпетого уголовника внесло в заурядный вечер элемент мрачной романтики. В комнате, кажется, запахло дымом таежных костров, дальними дорогами, забытыми богом полустанками. За всем этим вставала другая жизнь. Она казалась большой и серьезной. Там неумолимо и упорно прокладывали дороги. Там женщины страдали от несчастной любви и мужчины ненавидели неверных женщин. Там смеялись и плакали, совершали преступления и героически жертвовали собой. Там была жизнь, пугающая и влекущая своей непридуманной правдой.

Там была неизвестность, тайна, легенда, чудо. Там в тихих утренних озерах блеснет вдруг серебряным боком рыбина и исчезнет в глубине, так что никогда и не узнаешь, видел ли наяву этот блеск или он только почудился. И в глухих чащобах леса хрустнет ветка – и зажжется желтый немигающий глаз волка. И сердце дрогнет и замрет от сладкого ужаса. И в пустыне разразится песчаная буря. И ты погибнешь, занесенный горячим, сухим песком. И в горах сорвешься с ледника и полетишь в пропасть, отсчитывая последние доли секунды своей жизни. И перед тем как погрузиться в ночь, еще увидишь ослепляющий блеск снегов и розовые в закатном солнце вершины гор. И в штормовом океане обратишь свое лицо к затянутому облаками небу, сквозь которые сверкнет, может быть, последний в твоей жизни солнечный луч. И тело мягко и легко опустится и ляжет между сгнивших корпусов затонувших кораблей…

В одно мгновение коснувшись неизведанного, наш вечер тронулся дальше по уже проторенной, дороге. Загорелись свечи в тяжелых подсвечниках, и мир сжался до размеров плеч девушки, которую обнял в медленном танце.