Курган

На столе твоем яства, а что под столом?
Кости умерших в тяжкой неволе.
Утешаешься белым и красным вином —
Это слезы сиротской недоли.

Замок выстроил ты, и глазам твоим мил

Стен его отшлифованный камень —
Это памятки-плиты безвестных могил,
В них — сердец каменеющих пламень.

Любо слушать тебе этой музыки звон:

Ты находишь в ней, князь, наслажденье,
Но ведь в музыке этой проклятия стон
И тебе, и твоим поколеньям.

Побледнел и дрожишь ты, владыка земной,

И вся дворня твоя онемела…
Что ж, настала пора расплатиться со мной!
Ты прости, если спел неумело!»

10

Князь стоит, князь молчит, злоба бьет из очей,
Звуки стихли, ни шуток, ни смеха…
Думал князь, размышлял, стукнул саблей своей,
Только лязгом откликнулось эхо.

«Эй ты, солнцу родня, не затем тебя звал

Я на свадьбу из милости княжьей.
Ты безумный, старик! Кто тебя где скрывал?
Ты, знать, выродок голи сермяжной.

Как осмелился ты против князя восстать

И вызванивать трели пустые?
Что ж, немалою платой сумею воздать
Я за дерзкие речи такие.

Платой княжеской я расплачусь с храбрецом,

Ты не хочешь дукатов — не надо!
Старика вместе с гуслями — в землю живьем,
Пусть он панскую знает награду!»

11

И схватили тогда гусляра-старика,
Вместе с гуслями звонкими взяли
И на берег крутой, где шумела река,
На погибель седого пригнали.

В три сажени тут вырыли ров шириной,

Старика-гусляра в нем зарыли
И насыпали холм трехсаженный крутой,
Кол высокий осиновый вбили.

Не тесали и гроба ему столяры,

И ничьи не заплакали очи,
Смолкли гусли, замолк и гусляр — до поры:
Все затихло, как позднею ночью.

Только княжеский замок гудел, не молчал:

Гости музыке в такт хохотали,
Князь вина не одну уже бочку кончал,
Шумно, весело свадьбу играли.

12

За годами года потекли чередой…
На песчаном холме гусляровом
Распустилась полынь, вырос дуб молодой,
Зашумел непонятным он словом.

Может, сотня прошла, может, более лет,

Но хранится преданье в народе,
Будто в год один раз ночью с гуслями дед,
Бел как снег, из кургана выходит.

Гусли ладит свои, струны звонко звенят,

Он играет рукой онемелой
И все что-то поет, чего нам не понять,
И на месяц глядит он на белый.

Говорят, кто поймет, что звучит в песне той,

Горя горького как не бывало.
Можно верить всему, только слушай душой…
У курганов преданий немало.

1910