Курганник

Едва Тесей возник в поле зрения, Минотавр атаковал снова. Больше царевич не радовал публику изящными пируэтами, он вел бой. Уворачиваясь от острых рогов, человек наносил удары кулаками по голове, шее и бокам быка. Зрители замерли: критская арена еще не знала такого поединка. В полной тишине раздавались лишь звуки ударов, похожие на стук стенобитного орудия. Все с ужасом наблюдали, как белоснежная шкура Минотавра покрывается темными синяками — за каждого убитого эллина, за каждую погибшую деву, за каждого павшего акробата!

В конце концов измученное побоями чудовище споткнулось и остановилось. Неуверенно сделало пару шагов — вновь остановилось. Пена хлопьями падала с морды Минотавра, мышцы трепетали от усталости, синяки налились черной кровью. Тесей сам шатался от усталости, кулаки ныли, костяшки кровоточили, но победа была еще неполной.

Тур порывисто бросился вперед. Время для эллина остановилось. Он видел медленный, очень медленный бег чудовища и знал, что это последнее столкновение. Он видел напряженные лица гостей, бледную физиономию Миноса с выпученными глазами, Ариадна, закусив губку, с тревогой следила за поединком. Только глаза варвара горели задором, загадочный незнакомец одобрительно кивнул Тесею, опустив большой палец вниз. Царевич усмехнулся, кивнул в ответ.

Он легко, словно танцуя, качнулся вправо, пропуская мимо себя опущенную рогатую голову, налитые кровью глаза горели звериным безумием. Копье в напряженной руке человека пробило шею быка, разорвав жилы. Чудовище дернулось, сбив Тесея с ног, и царевич кубарем покатился по песку. Раненый Минотавр взревел, задрав голову к небу, из разорванной артерии толчками выплескивалась кровь. Передние ноги его подкосились, кровавая пена залила белоснежную морду, бык, хрипя, рухнул на песок арены. Предсмертная судорога волнами прошла по мощному телу. Потрясенные зрители повставали с мест и, затаив дыхание, наблюдали за происходящим. Когда Тесей затих в десяти шагах от сраженного зверя, слезы хлынули из глаз Ариадны, она уткнулась в грудь варвара и разрыдалась.

Так вот ты кто! Гермий Трижды Величайший — посланник Олимпа, вечный странник. Потому-то на нем были золотые сандалии с крыльями, спрятанными под обмотки на ногах, и одежда дикого степняка-всадника с северных окраин Ойкумены.

Размазывая слезы по грязному лицу, над валявшимся царевичем убивалась спасенная Тесса.

— Чего ревешь-то? — просипел он, скосив на деву глаза. Шевелиться было лень, не то что встать на ноги.

— Жив!

— Конечно! Уж и прилечь нельзя.

Он поднимался тяжело, словно отрывал от земли свинцовое тело, но, когда выпрямился, трибуны разом грохнули от восторга. В гневе Минос разбил вдребезги свое золоченое кресло. Тесей доковылял до царской ложи и поднял над головой вырванный из шеи быка кусок мяса. Ликование грянуло с еще большей силой. Царевич рад бы был избавиться от этого кровавого шмата, только пальцы свело судорогой.

— Держись, Тесей! Тебя благословляют боги! — раздались над его головой слова Гермия.

Макар очнулся. Сердце бешено колотилось, затрудняя дыхание, тело покрылось потом, болели сжатые до дрожи кулаки. Курганник сел, попытался разжать пальцы — будто судорогой свело. Нет, так дело не пойдет. Сон еще держит его разум, и чувства, полученные от Тесея после прошедшего боя, не отпустят ближайшие несколько минут.

Зотов несколько раз глубоко вздохнул, вновь опустился на теплую землю, раскинув руки.

— Запомни, внук, и заруби себе на носу: нет безнадежных дел, потому что Творец не дает испытаний не по силам, — наставлял Федор, когда уезжал два года назад к старшему брату Макара Валерке. — Ежели ты это уяснишь, ничто не сможет помешать тебе в деле.

У матери болели ноги, и за ней требовался присмотр. Макар давно договорился с братом, что заберет Валерка матушку к себе в дом на некоторое время. Село Чистенькое было ближе к Симферополю, маршрутки в центр города из села идут, а там врачи, больницы. Макар обещал помочь деньгами — Валерка тоже не миллионер, да и детишек двое: старшему, Ваське, двенадцать, Маришке — восемь. Следом за матерью заартачился отец — поеду, сказал, внуков проведаю, а по правде сказать, не хотел он Клавдию одну отпускать.

— Если уж на то пошло, то и я уеду, — заявил дед. — Пущай Макарка сам малость поживет. Ему на пользу.

Польза была в том, что, когда аномалия кургана открылась за два дня перед лунным затмением, никого из родных рядом не было. Никто не отговаривал, не вздыхал украдкой, не переживал ночами, пока курганник ходил по Шпаревой балке в поисках прохода к усыпальнице. Никто, кроме Лизы. Он рассказал ей все сразу и об опасностях, и о страсти к курганному делу, а она не ушла и от него не отказалась. Сказала, что будет ждать.

Кулаки раскрылись. Макар помассировал пальцы и встал на ноги. Прямо перед ним темнели бугры сельского кладбища. Кресты, ограды, кусты сирени едва просматривались в темноте безлунной ночи. Зотов накинул перевязь с ятаганом, поднял рюкзак. Сумрачное, едва ощутимое наваждение коснулось человека.

— Я начинаю путь, — прошептал Макар.