Курганник

Кромка оврага хорошо просматривалась на фоне звездного неба. Со дна оно выглядело еще краше — Млечный Путь гулял поземкой по темно-синему бархату. Несколько раз ярким росчерком над головой проносились метеоры. У Ковалева было единственное желание к падающим звездам — выбраться на поверхность. Пока желание не сбывалось. Склоны крутые, а к пологому подъему не пускала поросль ежевики.

Притомившись, Виктор сел на землю. Закурил бы, так потерял сигареты! Пот залил ссадины и царапины — щипало просто нестерпимо. Если и дальше не будет хорошего подъема, придется топать до самого Балкина озера. Сразу следовало идти туда, не пытаясь срезать дорогу. Поверху двигаться значительно легче. Если бы появились всадники, тогда бы Ковалев спрятался на дне балки. Теперь приходилось ковылять по склону оврага.

Слева хрустнула ветка — сердце ухнуло в пятки, кровь острыми иголочками ударила в голову. С перепугу Виктор громко крикнул:

— Кто там?

— Я, — ответили ему.

Ковалев даже не думал, что это может быть не курганник.

— Макар! — Виктор вскочил на ноги, завидев сквозь ветви темный силуэт. — Зот! Как я рад тебя…

Слова застряли в горле. Не Макар — за плечом не видно рукояти ятагана, двигается рывками, будто суставы клинит, голова склонена на грудь, ломится сквозь кустарник напрямик.

Ковалев отступил на пару шагов, вглядываясь в тощий силуэт незнакомца. Волосы на загривке зашевелились, но закричать не смог — горло сдавил спазм. Шагающий мертвяк сгнил наполовину: кости таза торчат в стороны, ребра выпирают вперед, на месте живота что-то шевелится, сразу не поймешь — пучок травы? ком земли? На костях болтаются не то обрывки одежды, не то остатки плоти. Мертвяк глянул на Виктора — в глубине облезлого черепа сверкнули красные глаза. Чужие глаза, словно какое-то существо поселилось в костяке и таращилось на Виктора через пустые глазницы.

— Привет. — Мертвец говорил глухим голосом, словно из бочки.

Впрочем, говорил не он. Мертвяк только разевал пасть, клацая зубами, но то, что сидело в его животе…

Ковалев обезьяной выскочил из оврага и помчал по краю, слыша за собой хруст ссохшихся суставов. Он даже не обратил внимания, что по другому берегу оврага бежит в обратную сторону.

Очень скоро начал задыхаться, однако упрямо старался прибавить ходу. В конце концов дышать стало невыносимо тяжело, и страх отступил. Виктор остановился, обернулся, желая встретить преследователя лицом к лицу. Никого. Хруст суставов мертвяка был хрустом сухой травы под ногами.

— Вот черт, вот черт, — повторял он, хватая ртом горячий воздух. В горле словно песок застрял и мешал надышаться. Виктор сел на обрывистый край оврага, свесив ноги. — Вот черт, — вытер потное лицо порванной футболкой. — Чё ж дальше-то?

Он тихонько заскулил, разглядывая порезы на руках и драные коленки. Ушибы ныли, раны пекли огнем, бронхи скрипели сломанной губной гармошкой, и Ковалев не сразу различил осторожные шаги — кто-то подкрадывался справа. Виктор выпрямился, насторожился. Да что же за дела такие: стоит остановиться, сразу находится охотник. Загнать решили к чертовой матери?

Нет, не показалось. Догнал мертвяк проклятый. Виктор быстро вскочил, готовясь к драке. В этот раз он не уступит…

Виктор Сергеевич Ковалев, еще в более-менее чистой светлой рубашке с короткими рукавами и летних брюках, ошарашенно смотрел на грязного оборванца — Виктора Сергеевича Ковалева. На щеке чистого Ковалева сочился сукровицей свежий порез.

Обман! Видение! Витек вцепился в горло наваждению. Если мертвяк его дурачит, значит, под пальцами Ковалев почувствует кости позвоночника. Чистюля испугался, ударил по рукам снизу вверх, разрывая захват, толкнул в грудь. Грязный Ковалев отшатнулся, устоял на кромке обрыва, и это спасло его от тумана, который белесой массой упал на плечи чистюли, накрыл с головой. Недолго думая, Виктор бросился в сторону — прочь от врат иного мира, прочь от оврага.

* * *

Бархатная ночь обняла Макара Зотова. В лицо дул прохладный ветер, насыщенный запахом трав с привкусом меда. Обернешься — душная жара дышит в лицо, словно опускаешь нос в пушистую шкуру. Покой ароматной земли, уставшей от дневного пекла, — утомленная красавица на любовном ложе. Завлекает в свои объятия приданым — звездами-бриллиантами, рассыпанными по темному покрывалу неба, наливает полную чашу сладкого сонного вина.

Макар с наслаждением пил августовский воздух, но не для упоения — принюхивался к поветриям, текущим к нему, прислушивался к звукам, скрытым мелодией сверчков, присматривался к теням, стелющимся у земли, мечущимся среди звезд.

Зотов ссутулился, чуть согнул колени, развел в стороны руки, словно приготовился к нападению неведомого врага. Волчья суть проснулась в нем, рычанием вырвалась из груди — не угрозой, но радостью. Глаза сверкнули желтым. Курганника охватил боевой задор, захотелось побежать, подчиняясь настроению зверя… Опасно это. Он хорошо понимал и знал тайны аномалии. Ни к чему так рисковать.

Справившись с сиюминутным порывом, Макар двинулся к балке.