Дорогая мама,
Я набросал несколько слов на очень близкую нашим сердцам тему. Прошлой ночью я гулял и по пути домой сказал самому себе: «Ты мог бы зайти на кладбище в Гринвиче сегодня». Эта мысль явилась как гром среди ясного неба, но я не ощущал ничего похожего на равнодушие. Мне кажется, Робин – часть, живая часть нашей крепкой, дружной, замечательной семьи.
Мы с Барбарой гадаем, сколько это будет продолжаться. Мы надеемся, что также будем чувствовать истинную близость, когда нам будет восемьдесят три и восемьдесят два. Какой бы радостью это было – иметь в таком возрасте дочь, которой только три с половиной… она не растет. Сейчас ей было бы столько же, сколько Нилу, а скоро – как Марвину. Там, наверху, она совсем одна, но она остается с нами и приносит радость в нашу жизнь
.Иногда я задумываюсь, честно ли это по отношению к мальчикам и нашим друзьям, что я так превозношу портрет Робин. Каждый раз, сидя за столом при свете свечей, я не могу устоять, чтобы не взглянуть на фотографию, что ты нам дала. Я физически чувствую близость нашей любимой дочери.
Это письмо словно исповедь между мной и тобой, матерью и ее мальчиком, не таким уж маленьким сейчас, но таким же близким. Просто когда мы взрослеем, нам сложно говорить от всего сердца.
Нашему дому чего-то не хватает. Он захвачен бесконечной беготней, неугомонностью четырех мальчишек, познающих мир вокруг. Их крепкие спины, руки, ноги… Всему этому нужен баланс. Нам нужны опрятные платья наряду с разорванными на коленях джинсами и шлемами. Нам нужна мягкость светлых волос наряду с одинаковыми короткими стрижками. Нам нужен домик для куклы, стоящий рядом с крепостями, ракетами и тысячей бейсбольных карт. Нам нужна звезда вне конкуренции, в то время как мальчики борются за титул «чемпиона семьи». Нам просто нужен кто-то, кто будет напевать детскую песенку Alouette, пока на улице мальчишки пытаются поймать ускользающий мяч, который порой залетает на крышу, но по обыкновению попадает в окна.
Нам нужен истинный Рождественский ангел, без брючных отворотов под платьем.
Нам нужен тот, кто боится лягушек.
Нам нужны слезы, когда я впадаю в гнев, а не споры.
Нам нужен малыш, который после поцелуя не оставит яйцо, размазанное варенье или жевательную резинку на щеке.
Нам нужна девочка.
И однажды она была у нас – она дралась, плакала, играла, как все остальные. Но в ней была особая нежность.
Она была терпелива, ее объятия – спокойными.
Так же как и они, она забиралась в мою кровать ночью и всегда помещалась.
Она никогда не топала, не гремела и не будила меня, не кривлялась, не сморщивала нос и не выпучивала озорные глаза в четверти дюйма от моего лица.
Вместо этого она стояла у кровати, пока я не чувствовал ее присутствия. Очень тихо, осторожно она пробиралась ко мне, прижималась своими драгоценными, благоухающими локонами к моей груди и засыпала.
Ее покой давал мне чувство силы и важности.
Ее обращение «мой папочка» было чем-то особенным, оно затрагивало гораздо глубже, чем слова «привет, пап», которые я тоже очень люблю.
Но она все равно с нами. Нам нужна она, и она у нас есть. Мы не можем к ней прикоснуться, но мы ее чувствуем.
Мы надеемся, что она останется в нашем доме навсегда.
С любовью,твой сын