Куриный бульон для души. Дух Рождества. 101 история о самом чудесном времени в году

Мой муж обычно не боится горячей воды и грязной посуды, но он еще не восстановился после того, как порезался, ремонтируя водонагреватель. Он напоминает мне, что врач строго велел ему «не мочить руки». И, кроме того, он пожал плечами, никакие перчатки не налезут на его повязку.

Осталась только… я.

Теперь, когда раковина до краев наполнилась водой и пеной, я опускаю руки в тепло и достаю маленькую ложечку, все еще покрытую яблочным пюре. Я улыбаюсь, вспоминая, как одиннадцатимесячный ребенок уплетал его за обе щеки.

Я беру тарелку. К краю прилипли остатки жареной курицы. Она все еще аппетитно пахнет. Я снова улыбаюсь. Мой муж приготовил курицу на огромном гриле, который он даже иногда полирует и очень этим гордится.

Миска с намертво присохшими к ней кусочками салата напоминает мне о том, что моя младшая дочь старается питаться правильно. Иногда она побеждает в этой битве, но когда тяга к макаронам берет верх, приходится уступать. И мы много раз обсуждали с ней еду, вес и силу воли.

Я отмываю миску и грущу, что дочь больше не живет дома, с нами. Ее дом теперь на другом конце города, и я скучаю.

Моя старшая дочь живет в другой части штата, более чем в ста километрах отсюда, поэтому я не так часто ее вижу. Она воспитывает троих мальчишек‐непосед, и ее жизнь состоит из сна, подгузников, домашних заданий и готовки. Я помню, как она изо всех сил пыталась нарезать мясо для четырехлетнего ребенка, в сотый раз поднимала чашку‐непроливайку, брошенную малышом, и заставляла восьмилетку вести себя прилично, пытаясь поужинать сама.

А я стою с ложкой в руке, а по щекам текут слезы. Каждая тарелка, вилка и стакан навевают воспоминания. Хорошие воспоминания. Мои дочери, которые уже выросли, ладят лучше, чем когда‐либо в детстве. Они могут обсуждать что угодно: от современной моды до способов заморозки черники и эффективных методов уборки пылесосом. Мои зятья участвуют в долгих дискуссиях о политике, образовательной реформе и игровых стратегиях. Они сдружились за эти годы. И трое внуков, кажется, чувствуют себя здесь, в нашем доме, совершенно непринужденно. Старшие, как обычно, вчера просили вынести их велосипеды из гаража, чтобы покататься в сумерках. И как они жалобно заныли, когда отец не разрешил им этого. Младенец, сделавший свои первые шаги всего несколько дней назад, порадовал нас, когда расхохотался, почувствовав под ножкой мягкий ковер вместо обычного жесткого пола.

Воспоминания захватывают меня. Ведь мы с мужем делали то же самое за этим же столом не так уж много лет назад – подбирали чашки‐непроливайки, учили правильным манерам, слушали тихие взволнованные голоса, говорящие о Рождестве. Я смахиваю слезу и беру очередную вилку – очередное воспоминание.

Я не успеваю заметить, как посуда оказывается вымыта, а столешница, плита и раковина снова пусты.

Они пусты. А я – нет. Моя жизнь не пуста. Она наполнена счастливыми, здоровыми взрослыми детьми и чудесными внуками. Я живу полной жизнью.

И благодарю посуду за напоминание.

Мелоди С. Гроувс

Глава 6 Праздник своими руками

Любимое с детства печенье

Пеки, чтобы мир стал лучше.

АВТОР НЕИЗВЕСТЕН

Я только завершил свою обычную растяжку после пробежки и все еще заливался потом. Сегодняшний маршрут проходил по северной половине Периметр‐роуд в моросящий дождь – на Окинаве это типичная декабрьская погода. Полюбоваться на этом пути было нечем – разве что высоким забором с колючей проволокой поверху.

Я вошел в стратегический корпус, ожидая горячего душа, холодного обеда и завершения второй половины рабочего дня. Поднимаясь по лестнице, я встретил старшего сержанта, который спускался мне навстречу.

Он спросил:

– Как прошла ваша пробежка, сэр?

– Отлично. Я ничего не пропустил?

– Нет, сэр, – ответил он. – Я положил почту вам на стол.

– Спасибо, старший сержант.

– Да, сэр.

Подъем по лестнице сегодня давался с трудом – от усталости я слишком сильно налегал на перила. Наконец лестница закончилась. Толкнув двойные двери и лавируя между мужчинами и женщинами в камуфляжной форме, я наконец добрался до своего стола.

– Что тут у нас?

Первой в руки взял коробку, завернутую в коричневую бумагу. Она весила, должно быть, килограммов пять. Посылку прислала «мама Скэнлан». Я улыбнулся. Моя мать никогда не называла себя «миссис Джон Т. Скэнлан». Точно так же она никогда не пользовалась именем «Дороти Скэнлан».

– Ну, душ подождет, – заявил я.

Я достал из ящика ножницы, разрезал оберточную бумагу, а потом картон. Сверху в пакете лежало печенье с арахисовым маслом и шоколадом. Замечательно! Что может быть лучше, чем «шоколадный поцелуй» в центре печенья?

Я достал следующий пакет, где лежали шоколадные пластинки. Они состояли из теста для шоколадного печенья, обвалянного в сахарной пудре и запеченного до тягучего совершенства. Вкуснятина!

Наконец, внизу лежало рождественское сахарное печенье с цветной глазурью в форме Санта-Клауса, ангелов, оленей и колокольчиков. Это было мое любимое с детства печенье, которое пекла мама.