Куриный бульон для души. Сила «Да». 101 история о смелости пробовать новое

Детство моего мужа Сэма было совсем иным. В доме его родителей фотографии – повсюду. Каждый момент жизни Сэма, от рождения до того дня, когда он уехал учиться, был запечатлен на фотопленке – а то и на видео.

Мне нравилось рассматривать их фотографии, но, когда камера нацеливалась на меня – я же тоже стала частью этой большой и дружной семьи, – я закрывала лицо и пыталась спрятаться. А если избежать съемки не удавалось, на фотографиях я получалась очень напряженной и несчастной.

Перед камерой я чувствовала себя некомфортно, словно олень в свете фар. Как нужно улыбаться? Достаточно ли красива моя улыбка? Как встать? Естественна ли эта поза или она кажется натянутой? Не будут ли заметны недостатки, которые я пыталась скрыть макияжем?

Когда мы с Сэмом поженились, вопрос о покупке камеры даже не стоял – это было само собой разумеющимся. Муж документировал жизнь своей семьи. Но мой страх перед объективом никуда не делся. Я искала все возможные причины, лишь бы не фотографироваться.

Мы стали мужем и женой, потом родителями троих детей. Я была рада, что объектив Сэма чаще фиксирует важные моменты и вехи их жизни, а не моей. Мне нравилось стоять в стороне, стирать грязь с детских лиц, поправлять воротнички рубашек или разглаживать оборки на платье и командовать замереть.

Шли годы. Дети слезли с наших рук и коленей и начали расправлять крылья. Я пообещала себе фотографироваться, чтобы у них было больше фотографий всей нашей семьи. Но перед камерой мне все равно было некомфортно.

Так продолжалось до тех пор, пока дети не уехали. Мне больше не за кого было прятаться. Сэм хотел фотографировать меня.

– Дорогая, подними голову, – говорил он.

– Не сейчас, я работаю, – я отворачивалась.

Или: «Я готовлю». Или: «Я не в настроении».

Перед камерой я чувствовала себя некомфортно, словно олень в свете фар.

Но однажды я заметила на его лице обиду на то, что я не разделяю его энтузиазма по поводу семейных фотографий. И я поняла: все это время я искала в сделанных им снимках собственные несовершенства, он же хотел запечатлеть счастливые моменты нашего брака, его любимую, жену и мать его детей, женщину, с которой он делит свои дом и жизнь.

Новый взгляд избавил меня от страхов. Теперь, когда я вижу направленный на меня объектив камеры, я не думаю, как в итоге получится мой нос или подбородок. Я просто хочу передать пленке свое счастье.

Джанин Л. ДеХани

Бабушка Мозес и я

– Я слишком стара, и уже поздно что-то менять, – думала я.

Настроение было ужасным. Мой брак распался одновременно с окончанием моей карьеры в области юриспруденции. Я очень хотела стать писателем, но боялась, что не добьюсь успеха на этом поприще. Выходит, я столько лет потратила впустую?..

В таком состоянии я услышала по радио передачу про бабушку Мозес. Анн Мари Мозес ушла из дома в 13 лет, родила 10 детей, из которых вырастила лишь пятерых. Она жила и работала на небольших фермах, а в свободное время вышивала на холсте.

Когда ей исполнилось 78 лет, ее пальцы стали плохо гнуться, и она больше не могла держать иголку. Однако бабушку это не остановило. Она начала рисовать яркими красками сцены из сельской жизни на мазонитовых панелях. Первые два года бабушка дарила свои работы или продавала их за копейки. Но когда ей исполнилось 79 лет, ее «открыли» арт-критики и галеристы. Она создала более двух тысяч работ и в возрасте 100 лет сделала иллюстрации к книге «Ночь перед Рождеством».

Мое настроение изменилось. Если бабушка Мозес в возрасте 80 лет сумела сменить профессию, то это смогу и я в свои тридцать с небольшим. Как только передача закончилась, я включила компьютер и углубилась в работу над романом, который никак не могла дописать.

Через восемь месяцев мой роман опубликовали.

Лайя Крафт-Кристэйн

Недостаточно хороша

Не позволяй другим людям диктовать тебе, кто ты есть.

Дайан Сойер

В детстве я обожала выступать и делала это везде, где можно и нельзя. Я пела на табуретке на кухне, в гостях у соседей, на веранде своего и чужих домов, в магазине и в машине. Стены моей комнаты были заклеены афишами музыкальных театров. Я мечтала выступать на Бродвее. Однажды мои родители отправились в театр на «Отверженных», уверенные, что никогда не слышали этой музыки. Но в зале им стало ясно: они знают каждую песню, ведь я постоянно распевала их в своей комнате.