Куропаткин. Судьба оболганного генерала

Отвергнув любезно предложенную Фредериксом роскошную дачу в солнечном, сухом и теплом, благодатном для поправки здоровья черноморском Мисхоре, располагавшуюся совсем недалеко от императорской летней резиденции в Ливадии и вблизи давно обосновавшегося в Симеизском имении фельдмаршала Милютина, Куропаткин возвращался с войны домой, в лесную и озерную Псковскую губернию, степенно, с достоинством, с выношенным чувством выполненного долга сообразно обстоятельствам, переломить которые он оказался попросту не в силах.

Вел себя уверенно, самодостаточно, далеко не как отправленный в опалу некогда всесильный министр и главнокомандующий.

Держал дистанцию – общался в основном с равным себе генералитетом; не избежал популизма – принимал благодарные народные депутации, посещал расположения воинских частей; рекомендациями Царского Села не манкировал – шелкоперов-газетчиков, провинциальных акул пера, страстно жаждущих сенсационных откровений и неосторожных оговорок в интервью, не подпускал и близко.

15 февраля 1906 года Куропаткин остановился в Чите, где долго общался с военным губернатором генерал-майором Аркадием Валериановичем Сычевским.

На следующий день, 16 февраля 1906 года, в Хилке провел продолжительную беседу с подавителем смуты в «Читинской республике» генерал-лейтенантом Павлом Карловичем Ренненкампфом. Оба собеседника, и Сычевский, и Ренненкампф, признают положение в Забайкалье серьезным: «Зараза глубоко проникла во все углы, заразила казачество».

Жестокость Ренненкампфа по отношению к мятежникам Куропаткин одобрил однозначно: вежлив бывает и палач.

19 февраля 1906 года Куропаткин ненадолго задерживается в Иркутске, в неофициальной обстановке в своем вагоне обменивается мнениями по глобальным проблемам Дальнего Востока с назначенным генерал-губернатором Приамурского края генералом Павлом Федоровичем Унтербергером.

Генералы удрученно обсуждают печальные для России итоги завершившейся войны. Куропаткин вспоминал: «В смысле готовности новой борьбы и ближайших наших задач на Дальнем Востоке я указал Унтербергеру…

а) принять меры к возможно широкому использованию средств территорий, лежащих к югу от Маньчжурии,

б) вызвать производительность и увеличить продовольственное сообщение между магистралью и Амуром,

в) быстро и энергично увеличить производительные силы Приамурского края».

27 февраля 1906 года Куропаткин проехал Омск, где пробыл сутки. Навестил серьезно заболевшего своего давнего товарища, командующего войсками Сибирского военного округа генерала Николая Николаевича Сухотина. Провел у него целый день. Обсуждали войну, заключение мира, Манифест от 17 октября, демобилизацию и эвакуацию войск из Маньчжурии.

2 марта 1906 года прибыл в Челябинск, тепло встречен временным генерал-губернатором Курганского, Тюменского и Челябинского уездов генерал-майором Станиславом Феликсовичем Стельницким.

7 марта 1906 года достигнута наконец Московская губерния, где на вокзале в Серпухове Алексея Николаевича встретили жена с сыном, брат, оставшиеся верными немногочисленные друзья.

Тут же, на окутанном паровозным паром станционном перроне, Куропаткин получает циркулирующие в КРУГАХ важные и многообещающие новости – обнадеживающие и согревающие самолюбие СЛУХИ ЖЕЛАНИЯ:

«Граф Бобринский по поручению князя Трубецкого передал мне, что государь остался доволен корректностью моего отношения ко всем нападкам на меня и полным порядком, поддержанным мною в армии…

На Аиневича большое недовольство, особенно за переговоры со стачечниками…

Линевич не был принят государем. Относительно меня государь говорил, что, вероятно, примет меня в мае…

Витте, по словам Бобринского…, дважды говорил государю, что меня надо послать на Кавказ. Государь говорил о Туркестане».

У Фрэнсиса Бэкона есть исполненное саркастического очарования ироническое изречение: «Надежда – хороший завтрак, но плохой ужин».

Надеялся на порядочность самодержца Алексей Николаевич напрасно: не будет ни Кавказа, ни Туркестана…

Не будет вообще даже малейшего намека на ВОСТРЕБОВАННОСТЬ в настоящем и будущем…

Николай II протокольно унизительно ВЫДЕРЖИТ Куропаткина десятимесячным ожиданием высочайшей аудиенции: встреча с царем состоится не в мае, а только зимой, в декабре 1906 года; на ней император цинично пожелает Алексею Николаевичу достойно «нести терновый венец» так бездарно растерявшего славу и отданного на всеобщее поругание, вышедшего из употребления отставленного ФАВОРИТА.

Но все это еще только предстоит испытать.