Более того, Дурново приводит действенные аргументы, почему торговые соглашения с германскими представителями, финансовые займы немецких банкиров «во многих своих частях выгодны для нас…, способствуют развитию русской промышленности и русского земледелия». А если и существуют какие-либо спорные проблемы и противоречия в экономической сфере, то их разрешение на приемлемых для России условиях «отнюдь не требует предварительного разгрома Германии».
Дурново предупреждает: «Главная тяжесть войны, несомненно, выпадет на нашу долю, так как Англия к принятию широкого участия в континентальной войне едва ли способна, а Франция, бедная людским материалом, при тех колоссальных потерях, которыми будет сопровождаться война при современных условиях военной техники, вероятно, будет придерживаться строго оборонительной тактики. Роль тарана, пробивающего самую толщу немецкой обороны, достанется нам, а между тем, сколько факторов будет против нас и сколько на них нам придется потратить и сил, и внимания».
Дурново предсказывает, что вскоре после начала войны «несомненен взрыв вражды против нас в Персии, вероятны волнения среди мусульман на Кавказе и в Туркестане, осложнения в Польше и в Финляндии…
Что же касается Польши, то следует ожидать, что мы не будем в состоянии во время войны удерживать ее в наших руках».
Дурново предостерегает: «Финансово-экономические последствия поражения не поддаются ни учету, ни даже предвидению и, без сомнения, отразятся полным развалом всего нашего народного хозяйства. Но даже победа сулит нам крайне неблагоприятные финансовые перспективы: вконец разоренная Германия не будет в состоянии возместить нам понесенные издержки».
По мнению Дурново, неудачи на фронтах «будут приписаны правительству…, в стране начнутся революционные выступления. Эти последние сразу же выдвинут социалистические лозунги, единственные, которые могут поднять и сгруппировать широкие слои населения, сначала черный передел, а засим и общий раздел всех ценностей и имуществ…
Россия будет ввергнута в беспросветную анархию, исход которой не поддается даже предвидению».
Дурново излагал позицию, опираясь и на аналитику, и на знание личных стремлений кайзера улучшить отношения с Россией.
Еще в 1901 году германский император Вильгельм прямо высказал русскому министру двора графу Фредериксу: «Пускай я буду лично неприятен вашему государю, но ему надо помнить, что только мы с ним вдвоем имеем большую власть, что только поэтому в наших руках участь мира Европы. Ответственны мы поэтому будем перед историей, если дело доведем до войны между нашими народами. Мы можем лично ссориться, но народы наши должны жить между собою в мире».
Написать толковую записку и довести ее до сведения всероссийского самодержца – это не полдела и даже не четверть. Это лишь очередной, в глазах царя – рутинный, документ, коих сотни и тысячи ежедневно поступает в придворную канцелярию, и после обработки и фильтрации только незначительная часть всеподданнейших рапортов, депеш, докладных записок и отчетов оказывается на рабочем столе в императорском кабинете.
Главное – побудить монарха к действию, запустить процесс.
Фельдмаршал Миних в 1765 году писал: «Русское государство имеет то преимущество перед всеми остальными, что оно управляется самим богом. Иначе невозможно объяснить, как оно существует».
Ничего не изменилось в управлении Российской империей полтора века спустя после Миниха – никаких последствий, даже косвенных, меморандум не имел, и высочайшей, даже формально-бюрократической реакции из Царского Села на записку Дурново не последовало.
И это тоже невозможно объяснить.
Может быть, представленный на высочайшее имя документ стал слишком сложным для царя из-за насыщенного и объемного содержания? Для неподготовленного ума такие аналитические выводы попросту непосильны.
Или записку сочли неслыханно смелой, вызывающей и неприличной, указывающей болезненно воспринимающему любую критику самодержцу на последствия его откровенных внешнеполитических ЛЯПОВ?
Или на момент поступления предложений Дурново Николаем II оказалась пройдена некая условная точка невозврата, напрочь исключающая паузу, дипломатический реверс и новую стремительную расстановку фигур на международной арене?
Видные думские деятели тех лет, оппозиция, а позднее и присоединившиеся к их мнению историки будут винить в крене России в сторону Великобритании дипломатов: министра иностранных дел Александра Петровича Извольского и его преемника – Сергея Дмитриевича Сазонова, много лет прослужившего в посольстве в Лондоне и большого поклонника всего английского.
Ничего подобного! Министры иностранных дел никогда не были и быть не могут самостоятельными, независимыми фигурами. Они есть не более чем исполнители воли правителей государств, репродукторы уже принятых, как правило – кулуарно, внешнеполитических решений.