Курортный Детектив

— Кто их знает, о чем у них там думают в штабах. Может, хотят просто показать свою силу, может что-то еще. Вряд ли у них очень хитроумный план, по части многоходовых комбинаций у нас Эрнест мастер, те ребята попроще.

— А что он думает обо всем этом?

— Да ничего особенного, не обращает большого внимания. Мелкие атаки можно отбивать, дотянуть так до выборов, а там все будет намного проще. Хотя в последние дни и ему это начало действовать на нервы, это видно.

— И что, сейчас последует окончательный разгром?

— Вряд ли, у нас нет большого перевеса сил. В политическом плане, я имею в виду. Ты может быть этому не поверишь, но часть населения их поддерживает. И даже немаленькая, надо сказать.

— Почему не поверю, — сказал Лунин. — Чего только на свете не бывает. Глупость человеческая безгранична.

— Ну, они совсем не дураки, и потом, Эрнест еще не успел убедить население, что его приход к власти — это однозначное благо для всех. Кое у кого есть по этому поводу определенные сомнения.

— В этом и я не уверен, — заметил Лунин. — Но от коммунизма, по-моему, все равно надо держаться подальше. Вечно у нас альтернативы какие-то, не самые лучшие, мягко скажем. Задумаешься, что и выбрать.

— Я вижу, лояльность к Эрнесту у тебя еще не на высоте. Хоть ты и аппаратный сотрудник. Кто же в здравом уме и трезвой памяти говорит тут об альтернативах? Само это слово должно быть изгнано.

— Я внештатный, не забывай об этом, — сказал Лунин, улыбаясь. — И потом, я ведь еще даже жалованье не начал получать. Вольный художник, на общественных началах.

— Еще вчера тут у всех так было, но просто удивительно, с какой скоростью все бюрократизируется. Уже без пяти сопроводительных бумаг невозможно простое распоряжение отдать.

— Хе, то ли еще будет, это только начало. Видели мы эти аппараты и канцелярии. Куда только бумаги складывают, каждый раз диву даешься.

— Да, я помню, ты никогда не любил таких вещей. Все время держался в стороне от всего.

— Неофициальное положение мне сейчас нравится. Хотя поиграть иногда в должностное лицо — в этом тоже есть какая-то прелесть.

— Ну а как работа все-таки? — спросил Кириллов. — Неужели нет никакого продвижения?

— Продвижение есть, — ответил Лунин. — Но чем больше информации получаешь, тем хуже становится. Тем больше трудностей с тем, чтобы выстроить на этих данных какую-то теорию. Хоть сколько-нибудь внятную. Картина совершенно не складывается.

— Да, это мне знакомо. Но времени у тебя осталось совсем мало. Надо как-то найти решение.

— Я и сам бы хотел поскорее с этим разделаться, ты же знаешь, — сказал Лунин. — Но постоянно спотыкаюсь там, где вовсе не ожидал.

— Где, например? Может, я могу чем-то помочь?

— Ну вот буквально вчера я узнал, что умер мой близкий друг. С чего ему умирать в таком возрасте — просто непонятно. Говорят, болел некоторое время, но не очень серьезно. Я хотел узнать, что там да как, может, вскроются какие-то подозрительныuote обстоятельства. Нет, не дали даже заехать на место… м-м… несчастного случая. Домой к нему, одним словом. Говорят, распоряжение Чечетова.

Кириллов отвел глаза и некоторое время смотрел в окно. Лунин понял, что он что-то знает об этом деле.

— Ты знаешь… — медленно произнес Кириллов. — В это дело действительно лучше не вмешиваться. Уверяю тебя, с серией убийств и маньяком это никак не связано.

— Ты-то как можешь об этом знать? Преступник же неизвестен, убийства могут совершаться по-разному. И вообще мне не очень нравится, когда какой-то участок оказывается от меня закрыт. Сразу возникает ощущение, что именно там как раз и таится вся разгадка.

— И все-таки встревать в это дело тебе не следует, — сказал Кириллов. — Этим занимается лично Эрнест. Не сам, конечно, но все под его плотным контролем.

— Но… почему? Разве Шмелев имел отношение ко всем этим вашим делам? Он никогда ничем, кроме своей химии, не занимался.

— Представь себе, что да, имел.

— Ты знал его?

— Скажем так, мы встречались. Несколько раз. Во дворце у Эрнеста.

— И когда же он успел в это влезть? — спросил Лунин, удивленный этим поворотом дела.

— Ну знаешь, тут же все быстро. Особенно сейчас. Шмелев пользовался большим доверием Карамышева. И можно сказать, занимал высокое положение во власти.

— А чем он занимался конкретно?

— Кто его знает. Тут же везде сплошная секретность. Полагаю, что мы об этом так и не узнаем. Но это не так важно.

— Вот это да, — сказал Лунин. — Я этого совершенно не ожидал. Кто бы мог подумать?

— Так вот, именно потому что он считался соратником Эрнеста, причем одним из самых близких, сейчас все это и проходит в особом режиме.

— Проходит… что? Шмелева же уже нет, к сожалению. Что тут можно еще сделать?

— Ничего пока не могу тебе об этом сказать, — ответил Кириллов. — Дождись развития событий, увидишь сам.

— Но если он входил в ближний круг Карамышева, значит тем более, это подозрительно — его смерть. Эрнест говорил мне…

— Все это совершенно неважно, — перебил его Кириллов. — Тут какие-то особые соображения. И ни ты, ни я в них соваться не будем. Займись лучше другими расследованиями. Тебе что, загадочных смертей мало?