– Я считаю, что мужчина должен всѐ нести в дом. Вот как вы,
например… А мой бывший всѐ из дома вынес, – сказала Анжела
Олеговна и всхлипнула от избытка чувств. – Моѐ последнее пальто
пропил… С норковым воротником! Самое дорогое, что у нас тогда
оставалось. Машенька так любила с воротником играться. Мягкий такой,
на солнышке блестит…
Неожиданно на пороге появилась Маша. Она заметила слѐзы на
маминых глазах и бросилась к ней:
– Мама, что с тобой?!
– Ничего-ничего, Машенька, не волнуйся, – успокоила еѐ та. –
Просто Олег Николаевич сказал, что вы решили пожениться… и… я
растрогалась…
Маша поражѐнно выдохнула:
– Как?
266
Олег Николаевич замотал головой, отчаянно жестикулируя:
– Да-да! Помнишь? Вчера решили… И ты согласилась! Помнишь?.
– Не знаю, не знаю! – с улыбкой ответила она.
Долгожданная посылка пришла рядовому Вакутагину ровно через
три недели после достопамятной встречи с «одноруким бандитом».
Дневальный заголосил на всю казарму:
– Рота, на выход! Тундре посылку прислали!
Народ сбежался, обступив Вакутагина со всех сторон. Сержант
Прохоров протолкался сквозь толпу и рыкнул:
– Так, бандерлоги! Я не понял! Чѐ за митинг? Вакутагин, в армии
все посылки подлежат досмотру.
– Там долга далжны прислать! – радостно сообщил рядовой.
– Тем более! – отрезал Прохоров.
При внимательном изучении содержимого посылки было
обнаружено две банки моржового жира и шкура животного
происхождения. Сержант достал еѐ и потряс в воздухе.
– О! А это что за портянка на меху?
– Эта не портянка… Эта шкурка песец! Оченя дорогой! – объяснил
Вакутагин.
Прохоров порылся в неглубоких недрах посылки.
– Так, а долг твой где?
– Должна быть!
Сержант продолжил раскопки, комментируя содержимое:
– Это не то. Это варенье… – Наконец у него в руках оказался
пухлый конверт.
267
Но вместо денег внутри обнаружилась пачка листов, исписанных
огромными печатными буквами. Прохоров бегло пробежался по тексту,
зачитывая вслух: «Как служится?. Если дали плохое ружьѐ, сообщи,
пришлѐм хорошее… Наш губернатор теперь покупает хакей, паэтаму
деньга не платят… Высылаем песец… Продашь – будут деньги»…
– Зашибись! Они чѐ – думают, что ты на базаре служишь? – подвѐл
итог сержант.
Он взял песцовую шкурку.
– И сколько этот твой песец стоит?
– Бальшая деньга…
– Не знаю такой валюты… в рублях сколько?
Вакутагин задумался:
– Тысяча.
– Да, действительно «бальшая деньга»… – покачал головой
Прохоров.
В казарму вошѐл прапорщик Шматко. Он шмыгнул носом и
подозрительно спросил:
– Что за фигня? Чем это тут воняет?
Прохоров достал шкуру и вкратце обрисовал ситуацию. Шматко
повертел в руках чукотскую валюту, понюхал и сморщился.
– Она что, от страха померла? Вакутагин, ты многим должен-то? –
спросил он.
– Да половине роты! – буркнул Прохоров.
– Тысячу рублей, – пробормотал Вакутагин.
Прапорщик заглянул в посылочный ящик.
– А норки нету?
Вакутагин развѐл руками.
– Не-а, норки нету…
– Плохо…
Неожиданно Прохоров предложил:
268
– Может, поможете, товарищ прапорщик? Толканѐте… А всѐ, что
сверху, – ваше!
Шматко задумчиво потряс песцом, распространяя волны вони.
– Толканѐте… Нашѐл бизнесмена…
Майор Колобков зашѐл в медицинский пункт части. В руках он
держал коробку с тортом. Медсестра встала и, звеня инструментами,
демонстративно повернулась к нему спиной.
– Слушаю вас, товарищ майор, – сухо произнесла она.
Колобков снял фуражку и медленно подошѐл поближе.
– Ирина… Дмитриевна… Я пришѐл, чтобы сказать… Что я тогда вѐл
себя как полный… ээ… Этот поступок недостоин офицера! Был пьян…
Простиле меня за тот… инцидент!
Она резко повернулась.
– Какой инцидент? Не было никакого инцидента.
Просияв от радости, майор затараторил, сладко улыбаясь:
– А вот это правильно! Вот! Правильно, Ирина Дмитриевна!
Вычеркнуть! Забыть! Не было никакого инцидента! А давайте, так
сказать, в знак примирения выпьем! – Он заметил, как потемнели еѐ
глаза, и хихикнул, показывая тортик. – Чаю! Чаю!
Ирина покачала головой.
– Виктор Романович, давайте поговорим как взрослые люди…
– Давайте! – с радостью откликнулся Колобков.
– Виктор Романович, я хочу, чтобы вы это знали… – негромко и
отчѐтливо произнесла девушка. – Я вас… НЕ ЛЮБЛЮ!
Колобков несколько секунд не моргая смотрел ей в глаза. Потом
вдруг разразился диким хохотом. Отсмеявшись, он закашлялся и
немного успокоился.
– Ну, Ирина Дмитриевна, вы насмешили! Боже мой, Ирочка,
если б ты знала, сколько раз в жизни я слышал эту фразу! – Он встал и
начал прохаживаться по кабинету. – Пойми! Амур, он как наши солдаты
на стрельбище… Он сразу в десятку не бьѐт… Ему пристреляться надо!
269
– Боюсь, Виктор Романович, я вас никогда не полюблю…
Майор картинно взмахнул руками.
– Тихо! Тихо, Ирочка! Никогда больше так не говорите! Жизнь –
штука сложная! А любовь – ещѐ сложнее! К тому же вы меня совершенно
не знаете…
– Виктор Романович, как вы не поймѐте? Я лю-блю дру-го-го! !
Колобков медленно приблизился и заглянул ей в лицо.