Курс молодого бойца

— Ну что, пацаны, трудимся?! Пальцы берегите, а то потом в носу ковыряться больно! — Он засмеялся собственной шутке и присел рядом с Мишкой.

Тот улыбнулся за компанию. Кузьма, не поднимая головы, продолжал остервенело терзать подворотничок. Рылеев озадаченно пригляделся:

— Так, я не понял… А что это у нас рядовой Соколов ни хрена не весёлый?

Мишка как бы невзначай переместился, закрывая друга от любопытных глаз, и пояснил:

— Товарищ сержант, тут это… К нему невеста на присягу не приехала…

Рылеев понимающе протянул:

— А-а-а… Муж в дверь, жена в Тверь? Плавали, знаем! Ну и как объяснила?

Кузя пробурчал себе под нос:

— Никак не объяснила…

Сержант деловито посоветовал, как само собой разумеющееся:

— Так черкани ей… пару ласковых!

— В смысле? — не понял Кузьма.

— В смысле — письмо напиши, деревня! Что, писем никогда не писал, что ли?

— Нет. А кому?

— Коню!. Родственникам, например!

Мишка закончил шить и влез в разговор:

— Так у него все родственники в деревне!

— От сельпо! Из-за таких, как вы, и вымирает эпистолярный жанр!

Ладно, помогу. В конце концов, задача сержанта какая? Правильно: помогать личному составу переносить все тяготы и лишений армейской службы… Деньги есть? — заулыбался отчего-то мгновенно повеселевший Рылеев.

— Есть, — ответил Кузьма, не понимая, чему радуется сержант и какое отношение имеют деньги к эпистолярному жанру.

— Дуй в «чепок»! — пояснил сержант. — Придётся расплачиваться пирожками…

Глава 4

Рядовой Вакутагин был представителем народов Крайнего Севера.

Так сказать, их послом доброй воли в Российской армии. Никакого дискомфорта от военных порядков он не испытывал — его раскосые глаза неизменно лучились добродушием и готовностью к выполнению приказа. Единственный минус заключался в тугом освоении учебной программы. Простодушный сын Севера никак не мог вникнуть в хитроумные параграфы устава, хотя читать умел. Вроде бы…

Во второй роте сержанты подтягивали отстающих лично.

Вакутагину в наставники достался младший сержант Фомин — с особо ответственным персональным заданием: подготовить из него образцового дневального по роте. Фома к делу подошёл творчески.

После тридцатого прочтения вслух обязанности дневального Вакутагин выучил на твёрдую тройку. Следующим этапом стало изучение воинских званий. Прежде чем начать ликвидацию безграмотности, младший сержант спросил с затаённой надеждой:

— В званиях разбираешься, оленевод?

— Я не разбираешься! — бодро отрапортовал Вакутагин, порождая в трепетной душе Фомы зелёную тоску.

— О-о… Тяжёлый случай с нашей коровой! — страдальчески простонал младший сержант. — Что, Вакутагин: вышел из тайги за солью — а тебя в армию забрали?

— Никак нет, товарищ младшая сержант. У нас — тундра!

— Один хрен. А ты знаешь, что будет, Вакутагин, если ты с тумбочки неправильную команду подашь?

— Никак нет, товарищ младшая сержант!

Фома удручённо покачал головой:

— Не младшая, а младший!! Значит, так. Запоминай, а лучше зарисовывай. Одна полоска и две звёздочки это у нас кто?

— Лейтенант.

— Правильно. А три звёздочки?

К вечеру прогресс в образовательном процессе стал заметен.

Оказалось, что, вопреки всеобщему заблуждению, Вакутагин умеет писать и рисовать. Фома диктовал с выражением, стараясь завершить обучение до отбоя: — …А две полоски и большая звезда — майор!. Рисуй, рисуй, Вакутагин, это тебе не оленям рога пилить…

— Зачем рога пилить?

— Откуда я знаю?! Рисуй давай! Две полоски и две большие звезды — подполковник. Нарисовал? Зубри. Полчаса даю, время пошло!

Вакутагин задумался и спросил:

— А три звезды?

Вопрос настиг товарища младшего сержанта на пороге учебного класса. Фома, последние два часа мечтавший о перекуре, тоскливо зарычал и досадливо отмахнулся:

— А три звезды… к нам не заходят!

Вакутагин осмыслил полученную информацию, нарисовал на листке полковничьи погоны и подписал: «К нам не заходит».

Такое ответственное дело, как составление письма потенциально неверной невесте, требовало профессионального подхода. А профессионализм следовало оплачивать. Сержант Рылеев порядок знал. Поэтому по дороге в штаб они с несчастным Кузей предварительно посетили чайную. После чего в руках у потенциально брошенного жениха появилась бутыль лимонада и промасленный кулёк с пирожками.

Рядовой Звягин выполнял в штабе обязанности писаря. Его тяжёлая ратная служба протекала в закутке с письменным столом и настольной лампой. Стол был завален бумагами, писанина за полтора года надоела Звягину до рвоты, зато марш-броски и рытьё окопов проходили без его участия.

Рылеев убедился, что начальства поблизости не наблюдается, и проник в закуток Звягина. Тот сидел, склоняясь над пухлой стопкой документов, и быстро строчил очередной план занятий.

— Привет Герцену! Рука ещё не отсохла? — добродушно подколол его сержант.

— Привет, Рыло! Язык ещё не отсох? — парировал писарь.

— О! Вижу, в форме.

— Стараюсь.

Решив, что обмен приветствиями закончен, Рылеев наклонился над столом.

— Короче, дело есть. Письмишко черкануть надо.

Звягин вальяжно откинулся на спинку стула.

— Ну, у меня цены реальные. Ты знаешь…

Рылеев обернулся к Кузьме:

— Давай.