Курс молодого овца, или Самозащита в уголовном суде

Я убеждён и уже говорил о том, что в уголовном процессе даже судья-арбитр не остаётся, не может остаться полностью независим. И не только потому, что давят на него общественное мнение, теплота служебного кресла, вышестоящие руководители, недоуровень воспитания, компроматы, лично-частные проблемы, судебная политика. На него и сам Закон давит, которым судья поставлен в зависимость от позиций сторон в процессе: либо утвердить правильность позиции обвинения, либо отвергнуть её и согласиться с позицией защиты, как будто третьего и не дано. Не может судья остаться равнодушным и к воспринятым подробностям по обстоятельствам дела, и происходящее в заседании безразличным не будет для него. Только что виду не подаст по тренированной сдержанности. Что уж говорить о свидетельствующих потерпевших, прошитых ненавистью к обидчикам. Так же и обвиняемый – он естественным образом не желает репрессий на свою голову.

Из таких вот условий порождена относительность любых оценок по верности свидетельств. Свидетельства могут быть или в определённой степени правдивыми, или в определённой степени ложными. По аналогии с критериями оценки полноты налива в стакане: стакан наполовину полон или наполовину пуст. Официально принятая стратегия российского судопроизводства определяется презумпцией правдивости: всё правдиво, пока не опровергнуто. Но в реальном отображении уголовного судоскотства культивируют такой подход только в отношении свидетельств обвинительного характера. А вот показания в поддержку защиты презюмируются (заранее считаются) ложными, не заслуживающими доверия, пока не будет представлено твёрдых доказательств их правоты и несомненности (доказательства доказательствам).

При всём при этом даже ложка ложного может пролиться не только от намерений, умышленных действий, направленных на достижение определённого результата, но и нечаянно, волей случая и обстоятельств. Например, последние вариации имеют место в условиях добросовестных заблуждений, искажений от первоисточника, под давлением сложившихся обстоятельств, вследствие не здравого рассудка. В этом не будет вины свидетеля, когда у него не прослеживаются собственные интересы и выгоды от таких свидетельств. Особнячком стоят показания, опирающиеся на предположения, слухи, домыслы, пространные рассуждения, шутки-потешки. Такие сведения, например, слухи, по которым не обнаруживается первоисточник информации, могут и не быть ложными, а соответствовать действительности, но из-за своей неустойчивости, а паче того, из-за непроверяемости, эти сведения не допускаются к процессу доказывания. А единожды допущенные – выбраковываются.

Опасные штуковины – намеренная ложь и фальсификация, особенно при их симбиозе. Они зачастую (конечно, в зависимости от ловкости обманщика) продуманны, выверены, трудны в разоблачении. Особенно, когда лжецу готовы или вынуждены верить. Наиболее опасны эти явления в случаях, когда вральные показания одного лица по конкретному и ключевому обстоятельству единственны в своём значении. Подобную информуху не с чем сопоставить, не с чем сравнить и выверить ей достойную цену. Такая ложь влечёт непоправимый ущерб для производства расследования и принимаемого резолютивного решения, так как предсказуема несправедливость, которая к тому же оказывается не исправимой.

Стандарты придуманы, идеалов в этом мире нет, а что некачественно – то брак. Как у любого изделия рукотворного или природой рождённого и у животного человека присутствуют изъяны и недостатки. Такие недостатки в каждом из нас, в большей или меньшей степени. Тогда и степень качества зависима от соотношения объёмов личных, профессиональных недостатков с достоинствами.