Вот, к материалам приобщена некая информация по Сообщению о наличии регистрации твоего охотничьего ружья. Обвинители ссылаются на это доказательство в общей куче. Но обвинён ты в применении другого вида стрелкового оружия – пистолета, который, в свою очередь, не обнаружен. Указанное ружьё, как и правомочия владения и пользования им, не отражают содержательную сторону события преступления. Факт наличия ружья никоим образом не подкрепляет выводы обвинителей о твоей причастности к действиям, в коих задействован иной огнестрел. Не понятно, для чего применены ссылки на такие сведения: чтобы показать доступность для тебя огнестрельного оружия вообще (владение и пользование им для тебя не чуждо) или обратить внимание на наличие у тебя практических навыков в применении? Прямых ссылок об этом нет в деле, а мы и не должны добиваться сами отдельных разъяснений по этому поводу. Поэтому такие сведения по Сообщению следует считать неотносимыми доказательствами и выдворять их из базы.
Необходимое замечание. Как тебе известно, любое из доказательств имеет задачей подтвердить правильность самого Обвинения, точнее сказать – обвинительных утверждений. Структурно Обвинение составляет, кроме заглавной формулировки состава деяния по статье УК РФ и концевых выводов о его совершении, ещё и их
Дрейфуем далее на Север. Наибольшее количество информационного хлама обнаруживается в показаниях допрашиваемых, особенно свидетельского толка. Порой следаки инерционно протоколируют много лишнего в порядке «фиксировать всё и дословно», вовремя не реагируя на шлак. Так, в рыбодобыче на сейнера тянут тралами с морских пучин всех жаберных без разбора, что в сеть угодили ненароком. Обычно же следаки попросту увлекаются и хапают всякие рассказки, например, о сопутствующих, напрямую не связанных с преступлением событиях. И в своей делюге ты обнаружишь показания от одного лица единым потоком, где ни одним словом не будет касательств собственно обстоятельств противоправия твоего. С внешне не ясной целью, но ушатами грязи будут обильно пролиты мнения и суждения свидетелей о посторонних вопросах частной жизни обвиняемого, основанные на личном восприятии или даже через восприятия других принятые за факт. Такие показания, перемывающие твои косточки, переворачивающие твоё же исподнее бельё, при их внешней бестолковости бесспорно способны создать гнетущую, мрачную картину и возбудить отрицательное отношение к обсуждаемой в показаниях личности, её образе жизни, о сопроводительных случаях и периодах житейских. Уверен, даже судьи, имеющие профессиональный иммунитет против усвоения подобных сплетен, не остаются эмоционально равнодушны, вылавливают настройки предвзятости, подспудно проникаются грязевым компроматом в отношении обвиняемого. На то и расчёт? Точно. Но сам факт отсутствия у каких-либо данных прямой связки с событием именно криминального, тебе вменяемого деяния однозначно определяет их неотносимость.