Курс на прорыв

Короче, произошла имитация атаки. Вполне по-военному, с кратковременным облучением боевыми РЛС и повторным заходом – «Фантомы» с «Констелейшн», наведённые «Орионом». «Орион» же и вовремя просёк метнувшиеся на выручку «яки».

«Эф-четвёртые» ещё немного порезвились, ровно до момента подлёта советских «вертикалок».

* * *

Теперь амфибия хлюпала поплавками на траверсе «Петра», молотя винтами на вполне морских двенадцати узлах.

По-прежнему что-то не срасталось с самолётами сопровождения или организацией их дозаправки в воздухе, поэтому Бе-12 следовал в ордере конвоя, выжидая, когда согласуют и скоординируют воздушный трафик.

«Знать бы, что вэвээсники протормозят, поспал бы ещё, – Терентьев лениво разглядывал гидросамолёт, – и гости не спешат на борт».

С самолётом должны были прибыть офицеры-сопровождающие из особого отдела флота. Об этом обговорили ещё вчера по спецсвязи.

Судя по мельканию лиц в пилотской и особенно штурманской кабине, любопытных там хватало. Тем более есть на что посмотреть.

Терентьев непроизвольно скривился – побитый крейсер, что ни говори – вверенный ему корабль, как укор… что «пропустил удар», не сохранил.

«Дырки в борту – они вот! А всё там потопленное нами, его же не видно… Неприятное чувство битого мальчика».

Появился Скопин – выхлебанная за ночь в подмогу печени вода, наконец возвращалась благодарными о́рганами, запустив процесс круговорота воды в природе человека. Старпом каждые пять минут бегал в туалет[45].

Стоял рядом с командиром, стараясь дышать в сторону. Терентьев делал вид, что не замечает полубодунячее состояние помощника. С пониманием!

Знал, что вчера после вахты, как начали, так затянули процесс допоздна – отмечали чудесное возвращение «вертушки» Харебова.

Терентьев и сам заглянул «на вечеринку». Потому что одно дело сухой рапорт и другое – «вспрыснутый» подробный рассказ. Интересно же! Тем более летёха-оператор успел растрепать, и слухи про амурные подвиги расползлись по всему кораблю.

Прознал, где собрались, и неожиданно нагрянул с деланой командирской суровостью.

В каюте компашка немногочисленная, но проверенная: виновники торжества – экипаж «камова», старпом и кап-три Виктор Алексеевич главный штурман.

– Ну, и чего вы прижухли, что я, не понимаю?.. Вот значит как? Собрались тут втихаря от командира, не зовут, не приглашают, чуть ли к не чёрту посылают…

Оглядел, что всё солидно – бутылочка из аргентинских презентов, не «шило», а значит, до дурного не дойдёт. И даже сам принёс, выставив из своих запасов.

Харебов, глядя на такое роскошество, извлёк кожаный кофр, по виду явно не местного происхождения.

– О-о! – Летёха, казалось, узнал. – Это ж из арсенала кэпа с яхты!

Майор приоткрыл, доставая из чрева пузырь вискаря:

– Это ты лопух, не успел прихватить у американок выпивку, а я с запасом.

– Погодь, погодь! – возмутился Скопин. – Что значит «из арсеналов»?

– Да тут пистоль этого американского непримиримого кэпа… – Харебов отвалил крышку чемоданчика, выставляя напоказ здоровенный «ствол», уложенный в специальную выемку.

– Ух ты! Штукенция! – Штурман потянул жадные до стреляющего руки.

– Не заряжен?

– Кольт?!

– Стянул?

– Да впопыхах, – совершенно не рефлексируя, ответил майор, – тем более он сам мудак. Поделом!

– Вот человек, – восхищаясь, выдал Скопин, – до всего, что плохо лежит… дотянется! Я всегда говорил, что там, где есть место подвигу, непременно найдётся уголок для преступления. Так и чего мы… трудоголики, ещё и не тяпнули?! Наливай!

А дальше, как известно: попеременно – стопки, закусь, разговоры, расспросы, комментарии, с «а ты?», «а она?», «а дальше?», с непременным скопинским полустишьем: «Если баба не стонет, то она того не сто́ит!»

И ещё налили, и ещё… четвёртую или пятую, и вроде опять за баб-с!

Снова тост старпома, наоблизывавшегося на чужие успехи на любовном фронте:

– Пьянка и сама по себе неплохо, но без женщины – осадок неполноценного времяпровождения! Бли-и-ин! Ребята, завидую белой завистью! Ты мне скажи, Андрюха! Ты спустил своих борзы́х прямо в неё???

– Ну да… я…

– Что ж ты наделал?! – Театрально-горестно всплеснул руками Скопин, чуть не расплескав… И указал на грудь Харебову, где под расхристанной рубашкой синела наколка. – Прикинь, у неё теперь родится ребёнок с татушкой «Афганистан-87» и с «двадцать четвёркой – крокодилом» в полный профиль![46]

Заржали не сразу, не сразу воткнувшись в прикол. А штурман почти по-отечески покивал:

– А что, подкинул ты осетино-славянской кровушки на чужой континент.

И… и-ы-ышо по одной!!! Трёп, трёп и сквозь трёп – серьёзное командирское:

– Вы абсолютно правильно поступили! В плен вам, сам понимаешь, с багажом знаний…

– Как у нас вообще эрпэгэха оказалась на борту?

– Да это я подсуетился, – вальяжный Скопин, – на «фернет» у морпехов выменял. Чё пялитесь? Чё пялитесь? Чуйка у меня была… Что, не пригодилось??? То-то!!!

И час-то всего прошёл, а Терентьев засобирался, кивая на недопитое:

– Ну, вы – общество ОБСЗЗ![47] Без фанатизма мне! А то знаете… всякая борьба с зелёным змием закончилась неизбежной расплатой – бодуном.