Курс — одиночество

Воскресенье прошло под знаком крепнущего ветра, который громоздил всё более крутые волны, а яхта то и дело пыталась их разгладить. Неблагоразумное занятие, ваши зубы невольно выбивают дробь, когда судёнышко врезается в вал помощнее и вздрагивает не только от удара, но и от холодного каскада, которым её обдал разгневанный Атлантический океан. Около семи баллов по шкале Бофорта, однако это ненадолго, можно идти дальше под зарифленным гротом и кливером. В полдень по-прежнему сильная облачность, визировка исключена, дождевые шквалы снова и снова застилают плотной завесой необозримую сцену. Наконец ветер, а за ним и волны ослабевают, зато увеличивается зыбь — это неприятно. Идущая с запада сильная зыбь прибавляет в длину, но и амплитуда тоже растёт. Яхта то скатывается в пучину, теряя ветер, то взлетает на могучий гребень. Ей хоть бы что, вам же чуточку не по себе при мысли, что эта чудовищная рябь — всего-навсего мышечная спазма на теле океана, по которому вы опрометчиво решились ползти. Спазмы следуют одна за другой, эта внушительная демонстрация любого потрясёт, и кончается она только там, куда дотягивается шельф. Материковая отмель нарушает неверное равновесие шатающегося исполина, и он с рёвом валится на содрогающийся берег. Всю вторую половину дня, весь вечер и всю ночь продолжается этот спектакль перед завороженной публикой в лице одного человека. Нужно ли говорить, что одиночку на малом судне здесь терпят, но не больше. А он неосторожно об этом забывает.

На следующее утро — опять переживания. Опять прямо по носу корабль, вот уже совсем близко, идёт северным курсом. Француз. Название — «Вайоминг», порт приписки — Гавр. Я далёк от пресыщения, и всё-таки сердце не бьётся так безумно, как во время предыдущих встреч с судами. Однако можно воспользоваться случаем и проверить счислимую позицию, которая не может быть точной, ведь последний раз я определялся пять дней назад. Конечно, не хотелось бы унижаться, но перспектива ещё одной недели пасмурного неба помогает мне укротить своё самолюбие.

И в дополнение к сигналу М-И-К я вывешиваю вопрос:

«Каковы координаты вашего корабля?»

Француз мчится на огромной скорости, около пятнадцати узлов, но он хорошо воспитан, поворачивает кругом и ещё раз проходит мимо меня. Его скорость по-прежнему чересчур велика, я не могу разобрать слов, летящих из мегафона над водой, к тому же они искажены акцентом.

Теперь мой выход. Выразительно — что твоя парижанка — я пожимаю плечами и вскидываю вверх руки, давая понять смотрящему на меня французу: мол, кричи не кричи, всё равно я из-за ветра ничего не понимаю. Торговые суда очень уж не любят сбавлять ход. После команды «Полный вперёд!», отданной по выходе из Нового Света, вдруг посреди океана перевести машинный телеграф на стоп — значит, вызвать панику внизу, и наверх выскочит разъярённый старший механик. Поэтому судно продолжает ходить на всех парах вокруг фолькбота, пока вахтенный офицер набирает флажный сигнал, и вот уже на видном месте, под самым топштагом, читаю:

«44° северной широты, 26° западной долготы».

А также:

«Нуждаетесь ли в чём-нибудь?»

Славный парень, молодец, говорю я себе, благодарно махая рукой, а француз описывает последний круг и удаляется, не потревожив машинное отделение.

Можно спуститься в каюту и сопоставить позиции. 44° северной широты — разумеется, округлённая цифра, и 26° западной долготы — тоже, но даже с учётом возможного отклонения я, похоже, продвинулся на запад дальше, чем думал. Ура! Вот что значит не слишком напирать на оптимизм при оценке пройденных миль и курса. Насколько это лучше, чем тешить себя надеждами и вдруг обнаружить, что вы на сто миль отстали от предполагаемой счислимой позиции.

Настроение сразу поднимается. Шестнадцать дней упорной лавировки против ветра, наконец, обернулись на карте заметным продвижением на запад. Ещё пять дней, и мы будем к северу от Фаяла; если лучшее из приключений кончится неудачей, есть куда юркнуть. Да и магический барьер 30° западной долготы постепенно приближается к видимому горизонту. Интересно, почувствую я толчок, переваливая через него? Да нет, всё ограничится стуком консервного ключа о банку эля, одну из шести, которые надо растянуть на тысячу миль.