Курс — одиночество

Опять пришла пора откачивать воду. Двадцать-тридцать качков, которые сами по себе не доставили мне никакого удовольствия, но зато как приятно было слушать поистине музыкальный звук, когда помпа заработала вхолостую. Только человек, сам знающий, что значит плыть одному в редко посещаемой части океана, в двухстах милях от суши, может полностью его оценить. На палубе — порядок, каюта относительно опрятная, делать больше нечего, и я решил лечь спать. Такое решение может показаться странным, как будто я бросил яхту на произвол судьбы, но приятный для яхтсмена факт заключается в том, что самое подходящее место для него — койка. Любое движение настолько затруднительно, что вы долго размышляете, прежде чем браться за какое-либо дело. Растираясь полотенцем, я вдруг захотел пососать помадку. На палубе я не чувствовал холода, когда же спустился вниз, обнаружил, что руки и ноги окоченели, сел на койку и начал вытираться влажным полотенцем. Я нашёл помадку (пять минут прочёсывания рундуков, в которых царил полный беспорядок), швырнул окончательно намокшее по-лотенце в носовой отсек и влез в спальный мешок. Ветер не унимался, люк протекал, но я был готов с этим мириться.

Теперь, когда дело дошло до шторма, многие из моих прежних страхов ветер унёс вместе с брызгами.

Я давно пытался себя убедить, что затяжной штиль — самое тяжкое испытание, какое только может выпасть на долю одиночки, разумеется, за исключением катастрофы. И вот практика как будто подтверждала мою теорию. Для меня нашлось множество дел, и каждое дело требовало вдвое больше времени, чему я был только рад.

Я прислушался к вою ветра в такелаже. Всё на той же высокой ноте?

Или сейчас чуть пониже? А впрочем, стоит ли напрягать слух, чтобы определить разницу. Барометр перестал падать, уже это благо. Не успел я додумать до конца эту ободряющую мысль, как яхта споткнулась на очередном гребне и за свою неловкость была наказана — приняла ещё тонну воды, на сей раз преимущественно на корму. Вода наполнила кокпит. Я почувствовал, как яхта осела кормой, и услышал бульканье в сливных трубах. Как долго вытекает вода! Не забыть в следующий раз поставить трубы большего диаметра. Несмотря на липкую от соли кожу, я начал согреваться и лишний раз подумал, что спальный мешок — лучшее место, когда надо переждать шторм.

Наверно, я устал больше обычного, потому что проспал несколько часов, во время которых вся обстановка переменилась. Это само по себе показывало, что я отчасти преодолел свой душевный разлад. Крепкий и долгий сон освежил меня; тем временем шторм утихомирился и день подошёл к концу; смеркалось. Я прислушался — как ветер, но ничего не услышал. Мне стало не по себе. Я знал, что волнение не прекратилось. Яхта по-прежнему то ныряла, то вставала на дыбы; пожалуй, её бросало ещё сильнее, так как без давления ветра на мачту и такелаж она стала менее устойчивой. Я никак не мог сориентироваться в новой обстановке и несколько минут лежал, постепенно возвращаясь к реальности. Наконец решил встать и обнаружил, что левая нога не гнётся и болит при прощупывании выше колена. Странно, ложась, я ничего не заметил. Правое плечо тоже дало себя знать, когда я приподнялся на локте. Одно оставалось неизменным: вода в трюме, опять она переливалась взад-вперёд. Что ж, первая задача ясна.

Я выполнил это дело прежде, чем выглядывать наружу.

Оно было достаточно важное.

Теперь открыть люк и осмотреться. Почти полное безветрие, чёрт бы его побрал, и сумрачно. И хотя небо было ясное, хорошо видно звёзды, я почему-то вспомнил, что так же сумрачно было в разгар шторма. По-прежнему поверхность моря вспучивали высокие бугры, но если раньше полчища волн сплочёнными рядами шли на северо-восток, то теперь они бесцельно метались в разные стороны. Трудно было поверить, что совсем недавно они составляли вымуштрованные полки великанов, которые рёвом отзывались на повелительную команду ветра. Разболтанный во всех суставах океан привёл в смятение яхту, она поминутно кренилась, тщётно пытаясь идти в ногу с шагающими вразброд волнами. Я вернул на место грот и стаксель, но безветрие и неистовая качка лишили смысла этот маневр.