Курс — одиночество

Знаю. Эти проклятые шкваловые тучи нам всю обедню портят.

— Ты уверен, что правильно определил своё местонахождение?

Заткнись.

— По-моему, тебе не следовало бы так нервничать.

Что ты об этом знаешь, чёрт возьми!

— Конечно, я всего-навсего…

Плевать мне, кто ты, скажи лучше — там справа ничего не замечаешь?

— Нет… Нет… Ничего не вижу. А вот на юге небо что-то опять сильно хмурится. Который час?

Семь часов на будильнике, но один бог ведает, на сколько он врёт.

— Вот теперь вижу какую-то тень, один румб справа по носу.

Наконец-то, она уже десять минут как показалась.

— ЗЕМЛЯ!

Ну, обрадовался, расплясался. Ступай-ка вниз и приготовь мне чашку чаю.

— Есть, сэр, будет сделано, сэр. Всё что прикажете, сэр. Больше я вам не буду докучать.

Чаю!

— Слушаюсь, сэр.

СЛУШАЮСЬ, СЭР!

Когда мы подошли к Главному острову, уже стемнело, и от тёмно-синей кляксы, которая вызвала такой восторг своим появлением на горизонте, остался лишь проблесковый свет на Гиббс-Хилл, не дающий мраку забыться сном. Искать якорную стоянку ночью, по-моему, было слишком опасно. Сам-то остров хорошо освещён, но его окаймляет столько мелей, что малой яхте без вспомогательного мотора, к тому же незнакомой с местными условиями, лучше было подождать рассвета. Хотя я не спал двое суток, я не стал ложиться. Да я вообще не улежал бы на койке. Кровь обращалась быстрее в сосудах. Колено гнулось лучше. Глаза не болели. Губы зажили. Душа освободилась от тревоги и подозрительных голосов.

Я помолодел на пять лет.

И вот я моюсь… Я наполнял ведро водой с остервенением скряги, потерявшего рассудок при виде горы дублонов. Пил, пока мой коричневый живот не раздулся — от каких-нибудь нескольких пинт воды. Поливал голову после того, как с волос давным-давно были смыты последние следы мыла. Полоскал горло и сплёвывал. Потом выплеснул грязную воду и начал всё сначала. Стоя в кокпите, вылил себе на голову и плечи два галлона пресной воды, и струйки, сбежав по моему телу, весело устремились через сливные трубы в отзывчивое море. Это была оргия чистоты, она распространилась даже на топовый вымпел и на вздыбленного Валлийского Дракона, который снизошёл до ванны, чтобы лучше выглядеть назавтра.

И вот уже наступил рассвет.

Рассвет. Ясный солнечный день, ветер умеренный. Остров — на вест-норд-весте, в восьми милях — чуть-чуть выдаётся над горизонтом. Все мои былые тревоги словно изливаются фонтаном возбуждения. Я ещё нервничаю, но это другая нервозность, меня распирает энергия. Обруч, стягивавший грудь, исчез, прошли все боли и недуги, колено гораздо лучше, уголки глаз и рта больше не щиплет.

Ставлю грот, наполняю стаксель ветром, и мы легко скользим к берегу. К БЕРЕГУ, который все эти семь недель был нашей целью. То, что это Главный остров вместо Нью-Йорка, для меня сейчас ровным счётом ничего не значит. Это БЕРЕГ.

Люди.

Расстояние сокращается. Раньше остров был смутным серо-голубым пятном, теперь проступают зелёные оттенки. Маяк торчит над скалой и кажется издали, в бинокль, чёрным на фоне солнечного неба. Мы идём по синей воде, но по мере приближения к берегу можно различить смазанный край рифа. Там намного больше обрушивающихся гребней, и с палубы рубки видно характерную извилистую линию, которая обозначает грань подводного склона. К серо-зелёным скалам льнут дома. Белые, как обыкновенные бабочки, но тут и там картину оживляет ярко окрашенная стена.

И трава.

Её немного, но она зелёная.

Такой зелёной травы свет ещё не видел.

Сочная зелень. Будь я корова, я бы замычал, но я всего лишь человек и только пожираю её глазами. Подходим ближе, идем почти у самого рифа, но глубина большая, хотя с левого борта, в нескольких десятках ярдов тянется едва прикрытая водой пенная гряда кораллов. Нас океанская зыбь признаёт. А на расстоянии брошенного камня эти же безобидные валы изумлённо встают на дыбы и в одно мгновение превращаются в рокочущие буруны. Слышен ласкающий слух грохот прибоя. Сквозь него пробивается басистое рычание. Со стороны острова появляется четырёхмоторный самолёт, он летит очень низко, я непроизвольно втягиваю голову в плечи, когда он проносится над нами. И сам себя обзываю дурнем. У этого самолёта тоже большие ярко-оранжевые круги на крыльях и фюзеляже. «Харрикейн-Хантер»? Машу рукой экипажу. А они? Не всё ли равно, просто мне захотелось помахать ЛЮДЯМ.

Идём в северном направлении. Впереди — буй. Ограждение фарватера? Да, никакого сомнения — большой столбовидный буй. Ещё больше он кажется, когда мы подходим к нему вплотную. Теперь выбрать шкоты. Мы лавируем по ограждённому фарватеру, который сужается, ведя нас к входу в гавань.