Курс практической психопатии

— И конечно же пальцы мои проникали в тебя… и я залез бы к тебе под душ прямо в одежде, и прижал к себе одной рукой, а другой бы трахнул… трахнул так… — запинался я, а Жахни приближалась ко мне тяжело виляя бедрами:

— Как не трахал бы никто и никогда свою маленькую сестренку, один лишь братец Ветер… — она подошла совсем близко, селя рядом и изящным жестом умело стянула трусики…

— Габри, — вздрогнул я, поправил шепотом. — Так меня зовут родные…

…а в центре города я обнаружил трамвайную остановку, переоборудованную в… как сказать-то?..

Ну вы же знаете, сейчас такое время настало, когда люди стали есть людей. И теперь повсюду установлены эдакие раздаточные пункты мясо-крови. И народ толпится, и ждет каждый свой кусок.

Трамвайная остановка переоборудована под бойню. У трамваев двери открыты, и в них кладут связанных жертв, так, что голова торчит над дорогой, лицом вниз. Красивая, коротко стриженная женщина деловито отдает распоряжения, и по ее указке под «мясо» ставят ведра, для крови. Эта женщина — я знаю ее, — заносит топор и очень обыденно отрубает головы. Жертвы даже не шелохнутся… Кровь упругими струями хлещет в ведра. Я отворачиваюсь, стесняясь, что мне противны обыденные вещи. Нужно намеренно приучать себя смотреть. Теперь — это норма. Теперь — так надо.

Лишь под утро я догнал, что наступает мой день рожденья…

— Мама, ты не беспокойся… а может останешься? Ну не хочу я никого звать, правда! — ныл, как маленький ребенок, по телефону. Но она поехала отвозить в другой город авторское колье. Мол, никому не доверяет, это опасно — а почему тогда заказчики не пришлют курьера? А вот надо так! Ну зачем же так со мной, зная, что я дни рождения не выношу за то, что становлюсь ранимым и больным…

— Хорошо, но звать я точно никого не буду, закроюсь и буду лежать один, кино смотреть!

Ну щас. Кто бы мог поверить, что меня оставят в покое, когда идиотке — и заметьте, не лечится! — Эрот приперла мысль непременно поздравить меня, даже если это мне поперек горла! Вот, блять, спасибо-то. Натащила кучу свои драных куриц, меня не спросила — а я от неожиданности так растерялся, что не смог выгнать. Я ну никак не ожидал такого! В совсем неподобающем виде, к тому же…

Ах, черт… ну всё мне очередной праздничный пиздец!

— Ой… мама! — я замер у зеркала, глядя на себя расширенными от внезапного домысла глазами: — Ведь это мама специально оставила хату, чтобы девки приперлись! — я внимательно вгляделся себе в глаза — кажется, не ошибаюсь! — и продолжил лихорадочно переодеваться, дабы не быть стремным перед телками, и они б не догадались что я придурок. — Ну зачем, скажи, Ветер, зачем бы ей еще приспичило так уж прям самой и тащиться именно сегодня в другой город?? Исключительно поэтому… — мне вдруг стало обидно. Меня не спросила, опять меня не спросила! Ну что же это такое, что за манеру взяла все решать втихаря?! — Ну хорошо, мамусик, я еще поговорю с тобой!! — погрозил отражению, но так смешно это вышло, что вмиг потеплел. Ну что я бычусь? Мама как лучше хотела. Вот сейчас накрасивлюсь, пойду, бухну, и буду всем жизнь портить, будет весело!

— Если только не… да, в пизду это всё. Решительно в пизду.