Курс практической психопатии

— Друг хорошенький! Хм-м, я действительно знала это, — кивнула она удовлетворенно, разглядывая Сашку. Та смотрела прямо и серьезно.

— Чтож, счастья тебе, милый мальчик Гавриил! — огладила мне плечо старая нянька, и степенно пошла прочь, вся нездешняя и европейская. Я смотрел ей вслед, сомневаясь — а сказать ли досвиданья, или все же не надо? Ведь что она имела ввиду… нет, не сказал, лишь вздохнул и пошел дальше, уводя подружку.

— Какая умная тетка, — подала голос Сашка спустя пару минут.

— Почему? — глупо но живо спросил я.

— Потому что подумала, что я пацан а ты гей, со мной! — хмыкнула она.

— Ну так все же подумали, очень ты похожа просто!

— Ну не все же приняли это так спокойно, и не сказали — да, мы всегда знали…

— Что ты имеешь ввиду, что я похож на пидора? — изумился я излишне громко, люди заоглядывались.

— Да нет, но я же не знала тебя в детстве, а эта тётка похоже, знала!

— Да, это моя нянька, — кивнул я, а про себя подумал — а ведь это правда, я всегда был похож на девочку, злую маленькую девочку. Со всех фоток детских смотрит демоненок, глазами ребенка неопределенного пола. Как меня одевали — на того я и был похож. Причеши гладко мои всегда полудлинные волосы — девочка, тока бантик пришпиль! Взъерошь и наряди в рубашку — мальчик. Но все равно девчачьего типа… ресницы эти длинные, пальцы тонкие, коленки точеные. Мама и бабушка постоянно так восхищались моей селекционной красотой, что я привык любоваться собой, что бы там ни было. Мне бы ненавидеть себя, как все девчоночьи мальчики, а я думал о себе с гордой уверенностью, что я-то и есть самый красивый человек на свете. Пусть не мужчина, зато икона! Вот так. Потому я и не возмутился, что няня приняла меня за гея. Ну и что? Во-первых, для себя я твердо знаю, что мальчики меня не интересуют вовсе, лишь как мишень для яда — жалкие и обыкновенные. Я сам поклоняюсь своим худым костям, и сам для себя алтарь и божество — поклоняюсь себе, и все делаю чтоб себя ублажить — таков смысл моего бытия. Во-вторых, значит я отлично сыграл, и роль удалась — хотел показаться геем, и показался. И Сашка молодец, даже такой человек, как моя лучшая няня спутал ее с маленьким извращенцем. Мило, очень мило! Заслужили ночь удовольствий…

Тихонько проникли в ее комнату. Сегодня Сашка привела меня к себе.

Я сел на кровать, остро опасаясь столкнуться с ее мамой. Что я скажу тогда?

А Сашка сняла свитер, и неожиданно тихонько выскользнула за дверь. Я вскинулся было, но сел обратно — о, сейчас она вернется, и тогда… снова упадем в постель, она удушит меня, чтобы я не застонал, и я буду терпеть безумное раздражение и бороться с желанием растерзать ее за дерзость…

— О, Саша, ну иди же! — она вернулась, я протянул жадные руки. Девчонка увернулась и приложила пальчик к губам.

— Погоди, мать выпивает перед теликом, скоро уснет наглухо, тогда и выебешь меня, ну! — и оторва подмигнула мне, задирая рубашку.

— У меня, конечно, нет сисек, ну да ладно! Я же сегодня пацан!

— Чёррт, да-а! — выдохнул я.

— Давай пока приготовься! — и она деловито закружила по комнате, ловко извлекая отовсюду разные предметы: из стола свечи в подсвечнике, из-под шкафа — два пыльных бокала.

— На, протри, чтоль!

— Чем?

— Ну, простыней! А! — подпрыгнула она, и сама себе зажала рот рукой. — Подвинься! — и вытащила из-под подушки белую рубашку.

— Это моего отца, я недавно в шкафу раскопала… ну, я имею в виду, отчима конечно. Он, кста, умер недавно, вот мама и пьет.

Я кивнул. Мне куда как интереснее была рубашка, чем чужое горе.

— Мне надеть?

— А, да, конечно! Ты же у нас лорд… сэр Габриэль! — и она неумело поклонилась.

— Да, мальчик, ты можешь присесть пока… — рассеянно махнул я, и принялся стягивать свитер. Мы уже начали… мальчик неловко присел на пол, глядя на меня со страхом и наглостью.

— Сколько тебе лет?

— Двенадцать, сэр, а закурить не дадите?

— Дитя, негоже в столь юном возрасте предаваться пагубным страстям! Хм… Двенадцать… это чудесно!

— Эх, сэр, да пожили бы вы под мостом! — ухмыльнулся мальчишка, как зачарованный разглядывая меня. — Какая, однако, сэр, у вас красивая кожа! Я в жизни такой не видал!..

— Да? — заинтересованно говорю я, накидывая рубашку, но не застегиваю ее. — А много ли ты видел раздетых мужчин?

— Ну, если вы говорите о благородных господах… так ни одного!

— А из вашей грязной братии?

— Ну… — мальчик смущается. — Случалось, но они мне… несимпатичны. Я только за еду…

— Ах, бедное дитя! — вздыхаю я с показной фальшивостью: — Поверь мне, я не стану использовать твою нежную плоть, я лишь хочу обогреть тебя, ведь у меня есть дом, которого ты лишен!

Мы говорили громким шепотом… щекочет нервы — а что если ее мать… но нет, я лорд, она — бродяжка!

— Мой сэр, а нельзя ли мне хотя бы согреться глотком доброго бренди, что я вижу у вас на каминной полке? — ребенок хитро кивает на бутылку водки, стоящую на письменном столе у кровати.

— Да, разрешаю, грейся… и пожалуй налей и мне, я опрокину горькую чару за твою несчастную судьбу!

Мы дружно выпиваем. Я привлекаю подростка к себе, и говорю: