Курс практической психопатии

…очнулся от звонка в дверь. Нет, кто-то стучал, ломился. Побрел уныло и зло, в одних трусах, опухший и мятый, представляя, а если артовая мамаша вернулась? Ну и в пизду ее, хехе, сука драная. Я спал-то часа два, онемел от усталости, мне все фиолетово сейчас. Распахнул дверь резко, и замер — девка. Будто ледяным ветром обдало — девка? Какая девка? Зачем? Глаза мрачные, смертью тянет. Вроде где-то я ее видел. Даже не девка а скорее молодая женщина.

— Можно, я войду? — голос хриплый и низкий, точно из могилы.

— Войди… — я растерялся немного. Она скоро умрет. Это ясно как звездная ночь. Вошла, разулась, бросила куртку в угол, прямо на грязные ботинки на огромных каблуках.

Прошла на кухню. «Не надо, наверное, в чужую квартиру кого попало пускать!»

— А Арто где? — спросила, мрачно шаря по столу, нашла сигарету, закурила, сплюнула в раковину, попила воды из-под крана.

— Нету, — спокойно ответил я, складывая руки на груди. Памяти у меня нет, а то я б точно вспомнил, кто это. Но я ее точно знаю.

— Че так смотришь, Ветер? — усмехнулась она. — Дай лучше водки!

— У меня нету, — пожал я плечами.

— Да все у тебя есть, ты ж с Арто жившь, знаешь, что там, в мамином шкафу в лифчиках всяких початая всегда лежит!

— Нет! — офигел я. — Первый раз слышу!

— Ха, ну неужели! — издевательски всплеснула она руками. — Давай, покажу! — и прищурившись, схватила меня за запястье, больно так сжав, потащила в спальню Артовой мамаши. Я не сопротивлялся — интересно, что дальше.

— Вот, смотри! — разворошив, ловко вытянула она бутылку прозрачной, вместе с намотавшимся на горлышко крошечным лифчиком.

— О, лифтон как у меня, — развеселившись, помахала девка им. Свинтила крышку, и смачно отхлебнув, не поморщилась.

— Будешь? — радушно протянула мне, и сморщила нос, как маленький ребенок. Страшный ребенок, мрачный ребенок. Тут только я заметил черные тени под ее темными глазами.

— Давай, — согласно кивнул я, протягивая руку. Отпил немного, гадость полувыдохшаяся.

— Ну пошли, чтоль, покурим!

— Пошли, — и двинулся за ней в сторону кухни, она неловко вильнула худым бедром, ударилась, шумно вздохнула, сжала кулаки, и пошла дальше, на кухню. Сели, закурили. И мне в общем-то было уже неинтересно, кто она такая.

— Короче, я пришла сюда покончить с собой, — сквозь зубы сказала она вдруг, я аж дымом поперхнулся и закашлялся.

— Круто! — кивнул, придя в себя.

— Вот, смотри! — и она грохнула на стол завернутый в резиновую перчатку медицинский скальпель.

— А что ж так-то? — спросил я, совершенно обыденным тоном, будто она от мужа там ушла, или еще чего. А может и так, конечно. Для баб это трагедия «намба уан».

— Я — паталог, танатолог стало быть, — сказала она бесцветно. — Ой, водку забыла! — всплеснула она руками вдруг, оживляясь. — Сходи, пож-жалуйста, принеси, а?

— Щас, — кивнул, поднимаясь я. Человеку реально больно, видно же.

— Вот спасибо, дорогой, — кивнула она, когда я протянул ей просимое. — А то спирту хотела взять у наших ребят, да с горя забыла..

— А что за горе-то, — спросил я, снова обыдено, закуривая вторую.

— Да любимый у меня умер, понимаешь ли, — пожала она плечами, и отвернулась к окну, прищурив глаза без единой слезы.

— А-а, протянул я, тут только замечая у неё за ухом темное пятно. — А это кровь у тебя?

— Где? — непонимающе уставилась она мне прямо в глаза.

— Да тут за ухом, — показал я сигаретой.

— А, наверное, я ж резала его сегодня, — оближи, если хочешь!

— Можно, — кивнул я и потянулся. Воняло от неё далеко не кокетливым парфюмом. Смертью, вот чем. Точно. Но я слизал чёрное пятно, привкус несвежей крови растекся во рту. Она тихо пискнула и вздохнула:

— Обожаю, когда мне за ухом лижут…

— Да, я тоже, — кивнул я, и запил гадство водкой.

— Это его, или твоя кровь?

— А? — посмотрела она на меня, глаза её помутнели, взгляд потерял остроту и запредельность. — Его наверное, я-то не резалась ещё, только собираюсь, — и все та же равнодушная обыденность.

— Ясно, — кивнул я. Ну и разговорчик, она пожимает плечами, я киваю. Как в бездарном театре.

— Ну и вот, его родственники отравили, а я вскрывала… — тут она впервые заплакала. Ну как заплакала, уронила одну крошечную слезу. И то, кажется, от водки, не от горя. Горя в ней не было, в ней была смерть.

— Как-так? — посмотрел на нее пристально я. Может, сочиняет, может, она сумасшедшая просто? Но нет, просто ничего не бывает, в таких делах.

— Да так, как-то… он в моем районе жил, мне и положили на стол. Я ж даже не знала, что он свернулся. Ну как, тошно-то было, да я подумала — заработалась уж, кругом смерть мерещится. А тут… — и она отвернувшись, махнула рукой.

— У меня коньяк есть, будешь? — спросил я.

— А у меня шалфей, если хочешь? — всхлипнула она.

— Шалфей? — поднял брови я.

— Да нет, это он так говорил, в последний раз по телефону, мы с ним погулять договаривались. Последние, так сказать, слова… — как плохая актриса всплеснула она руками.