Курс практической психопатии

— Ой, бля-ядь, — вздохнул я. Мне стало невыносимо тошно, и я сдернулся за коньяком. По дороге нашарил штаны, повешенные на дверь, нацепил — как-то неуютно перед чужим отчаяньем сидеть почти голым, тощие палки свои демонстрируя. Принес бутылку, поставил на стол. На сегодня с Арто приберегли, вчера хватило и пива с кагором.

— Спасибо, — сказала она, взяла бутылку, открыла, и разом вылила в себя почти половину. Ничто не изменилось в ее лице, когда она возвращала мне бутылку.

— Ах как мы пили, Ветер! — счастливо улыбнулась она вдруг. — Жаль, Арто нет, может, и не увижу его уже! Ты его любишь? — подперев щеку, она глядела, как я допиваю коньяк.

— Да, — просто кивнул я.

— А у тебя не было мечты, знаешь такой… — она пощелкала пальцами, будто подыскивая нужное слово.

— Были, всякие, — кивнул я, хмелея.

— Нут, ну всякие-то были, знаешь, а такой! — она описала руками широкий круг в воздухе. — Зарезать любимого, выковырять скальпелем ему глазки нежные, каре-зелёные, как недозрелый крыжовник…

— Как вишенки, — поправил я.

— Ну, у Арто, как вишенки, да… — улыбнулась она, и покачнулась на стуле. Совсем пьяна.

— Не-а, не совсем, — покачала девка головой. — Я пить знаешь как умею, ого-го! — подняла она палец, как хвастливый подросток.

— Ну так вот полазить, пошарить, поцеловать его изнутри, за печенку подержаться, за сердце горячее… — она изображала все это руками, а я застыл в восхищении — ах, как точно она все угадала!

— Мечтал, мечтал! — чуть не взвыл я, но вовремя прикусил язык.

— Да? — посмотрела она на меня подозрительно. Голодная бездна её глаз, чуть подернутая алкоголем, едва не пожрала меня в тот миг.

— Да, — кивнул я, и опустил голову. Ну что за женщина, зачем она пришла бередить мне раны, своими горькими мечтами?

— Ты так и сделала, — посмотрел я ей в глаза.

— Да, — кивнула она, взяла пустой баттл коньяка, подняла на свет. — О! — и поймала на язык последнюю каплю, медленную, как грязная слеза.

— Да, я так и сделала, — грохнула она бутылку об стену, осколок прочертил мне плечо, я дернулся. — Только вот сердце у него остыло уже. Процесс обычный пошел, никакой романтики, — пробурчала она в сторону недовольно.

— Молодец, — кивнул я. Раскивался, дурак. Тут такое, а я киваю. Может, она и меня убьёт? Я поверил ей, что она реально расчленила своего любимого, а что бы и нет, с такими глазами. Я бы тоже терзал Арто, если б мог…

— Завидую, — вздохнул я.

— О, да, это было что надо! — сказала она, и хлопнула ладонью по столу. — Ну, я пошла, пора!

— Куда? — схватил ее за запястье инстинктивно я.

— Не хочешь, чтоб уходила? — усмехнулась она. — Ну хорошо, посижу, вроде могу еще.

— Так вот! — закурила она. — Мне двадцать восемь лет, я уважаемый профессионал, старший танатолог, старая наша паталогша умерла надысь, и милый мой вот тоже, я потому и заставила его ко мне на стол положить. Там молоденький практикант собирался пошариться, да я себе забрала, напоследок-то, да и воспользоваться не грех таким случаем, это ведь один раз возможно, если возможно вообще, что вот так… — она развела руками, и покачала головой. — А молоденький этот, за мной все бегал, ну я как управилась, так ему сказала — иди, убери как следует, дочисту! Побежаааал… вот этой штучкой и резала, — помахала она скальпелем. — Будто по живому. Как он орал во мне, что ж ты делаешь, стерва? Прям как живой, — усмехнулась она. — А горе-то какое, Ветер! Ой, горе-то, — всхлипнула она, но тут же улыбнулась, безнадежной улыбкой суицидника, человека с той стороны.

— Так о чем я? — спросила, помолчав.

— Тебе двадцать восемь лет, — спокойно напомнил я.

— Да, и моя самая страшная мечта, самая сладкая греза воплотилась… первый раз, когда я его встретила, второй раз, сегодня ночью самая долгая и пиздатая наша ночь! — она говорила и уже не замечала меня. Вдруг встала, и вышла. Я посидел как-то время, и прошел за ней. Нашел ее на балконе. Откуда-то тянуло горьким дымом. Кто-то что-то жег во дворе. Город просыпался, рассвет затоплял все разбавленной кровью. Ее кровью… сестры и лучшего друга Арто. Я вспомнил ее. Мы виделись мимоходом пару раз. Арто восхищался ей, с восторгом говоря — дура! Такая дура, и извращенка, паталог… ей бы детей рожать, возраст, но как девчонка все бегает. И вот — все, не родит она никого. Она истекает кровь, перерезанная вдоль скальпелем, тем самым, которым воплощала Мечту — пошарить в кишках любимого. Она прижимала к себе, как ребенка, кровавый пакет. Что там — хотел было спросить я, но не решился рот открыть. Я просто вышел, оставив ее умирать на балконе. Ей так надо. Я здесь не нужен. Пусть в Ад она уйдет спокойно, проскользнет на тот свет на своей крови.