Когда я училась в полиграфическом университете, у нас на курсе было множество девочек из интеллигентных семей, родители которых работали редакторами, художниками, главными инженерами и т. п. Все они страшно гордились своей московской пропиской в пределах Садового или, на худой конец, третьего транспортного кольца и тем, что они умеют правильно ставить ударения в словах, пить кофе в «пафосных» кафешках и легко выговаривать такое богатое выражение как «когнитивный диссонанс» (что это такое — выясняйте сами). Именно все это считалось признаком высокой культуры и интеллигентности и бедным девочкам с периферии, типа меня, полагалось смотреть на них с восхищением. При этом они смутно представляли себе, как жарить яичницу, вытирать пыль со своих книжных полок и искренне полагали, что булки родятся на деревьях готовыми. Любая жизненная неприятность, начиная от дырки на новых колготках и заканчивая неудачной влюбленностью в волосатого философа осьмнадцати лет, ввергала их в модную депрессию, от которой они рыдали, часами жаловались друг дружке на несправедливость судьбы и мечтали выйти замуж за француза, чтобы покинуть «немытую Россию, страну рабов, страну господ».
Короче, интеллигентность представлялась им вроде того стихотворения К. Бальмонта:
— и так далее. Но мне кажется, суть все же не в этом.
Как я уже говорила, моя мама и бабушка были потомственными дворянами, и от них я получила несколько иное представление о культуре. Бабушка учила меня, что культурный человек — это такой, в присутствии которого ты никогда не почувствуешь себя неловко, а интеллигентность выражается не в чтении «заумных» книг, а в способности понять собеседника и верно оценить сложившуюся ситуацию. Мама же часто вспоминала мою прабабушку с папиной стороны в качестве эталона культуры и интеллигентности. Прабабушку звали Матроной. Она была из семьи зажиточных крестьян и, пережив все войны ХХ столетия, сохранила дом, вырастила детей, внуков и правнуков, и даже в свои девяносто шесть лет помогала родственникам всем, чем могла: словом и делом. До революции у ее семьи было огромное хозяйство: 20 коров, овцы, куры, свиньи, а прадед еще был вдобавок отличным скорняком и сапожником. Лишившись хозяйства и избежав сталинских лагерей, благодаря уму и характеру прабабушка научилась сама шить обувь, что и спасло ее и детей от голодной смерти. До конца своих дней на ее добром лице сияла улыбка, а уж как она могла утешить! Образование у нее было около четырех классов, но сколько же в ней было интеллигентности и культуры! Обо всем она судила точно и метко, умея одним словом передать самую суть вещей. Она дарила людям мир и радость, а уж грубого или бранного слова от нее никто и не слышал!
К чему это я? К тому, что культура и интеллигентность — это вовсе не количество заученных умных слов и не умение вовремя закинуть ногу на ногу в «тонкой» беседе об искусстве.
Кстати, слово «культура» произошло от слова «культ» — «возделывание, обработка».
Культурный человек — это человек, который всю жизнь возделывает и обрабатывает поле своей души, и старается облагородить и украсить и окружающий мир.
Культурный человек не выбрасывает пакетов и пластиковых бутылок прямо на улицу, не потому, что его могут оштрафовать, а потому, что ему жаль безобразить красоту Божьего мира, плевать в лицо творению Божьему.
Культурный человек уступит место старушке, не потому, что «его так учили», а потому, что чтит образ Божий в этой старушке, какого бы неприглядного вида она ни была. И при этом у него есть сострадание, чтобы понять, что человеку в пожилом возрасте наверняка труднее стоять, чем ему.
Быть сильной — это значит уважать чужую слабость и восполнять ее своей любовью.
Сегодня мат прочно вошел в обыденную речь. Издаются словари мата, матерная брань звучит с экрана телевизора и со страниц современной литературы. Любители и защитники мата зачастую считают себя культурными людьми. И кажется, наше общество совсем привыкло к этому и даже придумало сему явлению такую пафосную формулировку: употребление ненормативной лексики. Мы же назовем это просто: сквернословие. Словно некая