Курсант: назад в СССР (СИ)

Но в одном он ошибся. Питекантроп не мой предок, а скорее его. Матрос (раз полосатый, значит, матрос) застонал и сел на пол, почесывая на лбу свеже-вспухшую шишку (трезвый был бы, убился на фиг).

— Ты кто? — озадаченно пробормотал беглец, уставившись на меня.

Я собирался было сказать, что бдительный гражданин, который случайно проходил мимо кабинета участкового, но подоспевший Осинкин меня опередил.

— Это член добровольной народной дружины, — на ходу придумал для меня подходящую легенду участковый. — Помогает нам отлавливать таких дебоширов, как ты, Зюзин. Зря бегаешь. Органы тебя везде найдут. Чего расселся? Вставай пошли в кабинет. Оформляться будем.

— Да не виноват я, начальник, — пробасил Зюзин, пошатываясь (то ли хмель из него еще не вышел, то ли от падения еще не очухался). — Я из командировки вернулся, а она с Борькой! С соседом. Вот я и дал в глаз.

— Какая, к черту командировка, Зюзин? — негодовал Осинкин. — Ты же сантехник в ЖЭКе!

А я-то думаю, кого он мне напоминает. Точно. Сантехника после удачного калыма. Вечно молодой и вечно пьяный. Чуть помятая одежда, переходящая в такое же лицо. Недельная щетина и широкая душа, вынужденная томиться в оболочке трубопроводчика и страждущая гаражных приключений с такими же не понятыми обществом и женами маргиналами.

— Командировкой мы называем аварийные выезды на другой конец города, когда сильные прорывы случаются, — пояснил Зюзин. — Там можно на всю ночь застрять.

Участковый подхватил его под руку и завел в кабинет:

— Ну дал бы в морду Борьке, зачем жене тумака отвесил?

Я зашел следом за ними. В по-ментовски уютном кабинете участкового на скрипучем стуле прикорнула чуть сгорбившаяся женщина. Под ее глазом красовался наливной синяк. Она шмыгала носом, то и дело промакивая глаза и щеки носовым платком.

Антураж кабинета Осинкина показался до боли родным. До эпохи “евроремонтов” в мою молодую бытность много таких кабинетов повидал. Простенькая неброская мебель из неубиваемой советской “полировки”, старый насыпной сейф, покрытый бесчисленными слоями краски, деревянные стулья. На окне кривой фикус, на столе светильник с металлическим колпаком. Все выглядело точно так же и в девяностых, когда я только пришел в милицию. Лишь только початых пачек от "Доширака" в мусорной корзине нет.

Бич-пакет, майонез, кусок сала и кружка крепкого черного чая с тремя кубиками рафинада — вот самое распространенное обеденное меню участкового и опера тех времен. Плюс иногда пятьдесят грамм фронтовых. Но не водки. Водка дорогая, участковые спиртом делились. Много его в те времена по стране ходило. Заводы технарь гнали из опилок и налево продавали. Предприимчивые граждане торговали горячительным прямо из дома. Продавали только постоянным клиентам, либо колоритным личностям, по неряшливому виду и неполнозубым опухшим мордам которых, сразу было видно, что ни в каких в органах они не работают.

Но участковые тоже не лыком шиты. За литрушку изъятого спирта подсылали на закуп этих же самых алкашей и ловили за руку торговцев. Спирт изымался и направлялся на экспертизу. Естественно, до экспертов он доходил уже не первоначальной крепости, а после них становился еще более разбодяженным и после подписания соответствующего акта шел на “уничтожение”.

Спиртоторговцы исправно платили штраф, участковый выполнял план по административке, а спиртовик продолжал продавать дальше. Прибыльное это было дело. Выручка все штрафы перекрывала. Особенно навариться можно было, если клиент шатался, как тополь на ветру, и ему, естественно, продавали разбавленный шмурдяк. Все равно вылакает и не поймет. Ему и так уже хорошо.

Я закрыл дверь кабинета изнутри и с интересом наблюдал за «криминальной» семейной драмой.

— Как бы я Борьке врезал? — негодовал обманутый муж. — Если этот гад рванул так, что тапки потерял. Не догнал я его! Медузу ему в портки!

Оу… А Зюзин морские ругательства использует. Может, и вправду на флоте служил. Не зря в тельняшке ходит.

— Да не слушайте вы его, Петр Валерьевич! — всплеснула руками женщина. — Не было ничего. Борис за солью зашел, а эта пьянь и слова сказать не дал. Сразу с кулаками в драку кинулся.

— Знаю я вашу соль, — прошипел сантехник-моряк. — От такой соли полстраны потом не своих ребятишек растят.

— Уймись, Зюзин, — поморщился участковый. — Прижми задницу.

Осинкин повернулся ко мне:

— Петров, возьми стул, сядь у двери. Вдруг этот архаровец опять на волю рванет. Пристегнуть его нечем. Ключ от наручников не могу найти. А я пока гражданку Зюзину опрошу, заявление с нее возьму.

Я кивнул, приставил к внутренней стороне двери стул и уселся на него, как охранник на проходной. Вернее, как сторож. У охранников оружие имеется.

Не знаю, зачем Зюзин драпанул. Побои на почве ревности — обычное дело. И в моем времени и здесь таких случаев масса. Эпохи разные, а люди одинаковые. Мужики ревнуют, когда любят. Бабы ревнуют, когда всегда.