Курсантка с фермы. Адаптация к хитрости (СИ)

— Так стань рукой, а не орудием.

— Смогу ли?

— Те, кем легко манипулировать, такими вопросами не задаются. Как бы ни было тебе тяжело в академии, ты на своем месте. Вижу, после разговора со мной тебе лишь тяжелее на душе стало.

— Тяжелее, — кивнула я. — Я приду в другой день, просветленный. Если вы захотите меня принять…

— Я всегда рад тебя принять.

Мы разошлись, и я села на скамейку у выхода, ждать Кешу. Головную боль приходилось терпеть. Запахи перестали успокаивающе воздействовать. Все стало не таким, каким было в детстве. Пропало благоговение перед Домом Жизни. Пропало и доверие к наставнику.

Отец хотел меня уберечь, но вместо этого круто подставил. Неужели не было другой планеты, не центаврианской, где мы могли бы жить? Почему именно здесь? Неужели нельзя было догадаться, что, раз у меня психическая устойчивость, то рано или поздно об этом узнают?

Голова начала раскалываться.

«Принц моего детства… С фиолетовыми глазами. Уж не нарочно ли ты держал меня в благословенном лирианском неведении, чтобы потом посмотреть, как я буду выпутываться?»

— Не злись, это портит кровь.

Я подскочила, и поскорее проверила — стоит ли блок на ТПТ. Блок стоял. Наставник вернулся ко мне. То ли проводить решил, то ли сказать что-то забыл…

— Нина, мне необязательно читать мысли, чтобы понять, о чем ты думаешь. Ты считаешь, мы поступили глупо? Не продумали будущее? Но кто я, Нина? Имел ли я право указывать твоему отцу? Он так решил, и потому все так сложилось. Он сказал — пусть мои дети живут на ферме, и пусть моя дочь не будет в списке потенциально полезных.

— Это было глупое решение.

— Но это было его решение. Он тогда решал твою судьбу. Дети всегда страдают за промахи родителей. Но тебе, милая, страдать не придется.

— Почему это?

— Потому что ты хитрая, как центаврианка, — подмигнул наставник. — И я жду тебя на медитацию послезавтра до полудня. Приходи на голодный желудок и выспавшаяся.

— Приду, просветленный.

Дождавшись брата, я ушла домой. Выспалась, приняв снотворное. А когда проснулась, растревоженные мысли уже улеглись в голове, и прошлое меня уже не так тревожило. И есть ли смысл переживать о том, что было давно? Лучше думать о настоящем.

Глава 18

Когда я была подростком, и подружки звали меня на пляж строить глазки соседским парням и купаться, я никогда не уходила без спроса братьев. А так как Агап разрешения не давал, я оставалась дома и утешалась тем, что нечего там, на пляже этом, делать. Позже я научилась управлять исподтишка решениями Агапа, и уходить, куда нужно.

Но, кажется, в академии я эти свои навыки растеряла.

Агапий подловил меня у лестницы.

— Куда?

— С Тони идем отдохнуть.

— Сначала переоденься. А то напялила какую-то микроскопическую тряпочку вместо нормальной одежды.

«Тряпочкой» Агапий обозвал легкое белое платье выше колен. Оно было по-летнему легкомысленное и совсем не вульгарное, но, по мнению брата, на улицу мне следовало выходить только закутанной с головы до ног.

— И что это ты намазюкала на лицо? — пригляделся мужчина.

— Это косметика, Агап.

— Переоденься, сказал. И умойся.

— И паранджу надень… — продолжила я. — Мне двадцать пять лет, Агап.

— Пигалица еще!

Когда я была нескладным подростком, он не бесился, видя меня в коротеньких шортиках. А как только у меня появились формы и тело приобрело плавные линии, так я сразу стала распутницей, а мои вещи «тряпочками».

— Иди-иди, — заступился за меня Аркадий, выходя из гостиной на шум. — Нечего сидеть дома.

— В таком виде никуда она не пойдет!

— И в чем ты предлагаешь идти? — спокойно спросила я.

— Ни в чем! Сиди дома, с нами разговаривай!

— Ну, хорошо, — согласилась я. — Что ты думаешь о последствиях закона о депортации?

Агапий выдал несвязную фразу. Интересы Агапа и мои сильно разнились. Я ничего не понимала в особенностях рыбалки и настройке наземных каров, а Агап все мои увлечения считал несерьезными.

Кеша только посмеивался, слушая, как я мучаю бедного главу семьи.

— А почему вы Милу к нам не приглашаете? — невзначай спросила я.

Братья нахмурились. Они и без хмурой мины казались суровыми, а так — чисто земные огры, готовые сожрать любого, кто осмелится задать неудобный вопрос. Но — мои родные огры, и никакого значения не имеет, что их родила другая женщина.

Аркадий, проведя рукой по коротким черным волосам, утомленно, как будто говорить ему было очень и очень тяжело, проговорил:

— Эта женщина… не войдет к нам в дом.

— Почему? — поразилась я. — Она помогла Артему получить свидетельство, благодаря ей остался на Горунде! А ты, Агап, настаивал, чтобы Тема очаровал здешнюю. Чем же вы сейчас недовольны?

— Ты ее знаешь? — спросил Агап.

— Знаю.

— Тогда ты должна была заметить, что с ней нечисто, — добавил Кеша. — Тема сразу сказал, что будет ее развлекать в обмен на гражданство. Она согласилась на это. А теперь они хотят брака. Зачем образованной центаврианской женщине выходить за мальчишку?

— Любовь?

Мужчины обидно рассмеялись.

— А если допустить, что она просто хочет освободиться от Рода?

— Вот в том и дело — из Рода только ненормальные уходят.

— И смелые.