— И ты хотела этими вишнями ублажить меня? — сердито фыркнул Шпак. — Нет уж, обойдусь без вишен.
— Ты что, обиделся?
В это время к блиндажу подкатил «газик». Шпак коротко бросил в трубку:
— Извини, но ко мне пришли. Позже перезвоню, — и положил трубку.
У «газика» стояли майор Лавров и лейтенант Жаров. Они о чём-то беседовали, потом подошли к орудию.
— Товарищ майор... — начал было рапортовать Шпак, но Лавров протянул ему руку, поздоровался и как-то необычно сухо спросил:
— Кто у вас ранен в бою?
— Красноармеец Волков, подносчик снарядов. Ему уже стало лучше, однако с неделю в санчасти полежит.
— Пусть хорошенько подлечится, — сказал Лавров. — У тебя же теперь есть начальник? — Майор чему-то усмехнулся, потёр щёку. — Ты как, с Кошкиным ладишь?
— А чего мне с ним делить? — пожал плечами Шпак. — У нас с ним одна забота — держать орудия в полной боевой готовности!
На губах майора появилась лукавая улыбка.
— Да ты, старшина, не так прост, как мне вначале показалось. — В словах Лаврова Шпак уловил ноты лёгкого раздражения. — Ладно, Василий Иванович, пойдём к тебе в блиндаж, и ты поведаешь, как были уничтожены танки в минувшем бою.
Они сели в углу блиндажа, и старшина начал рассказывать, как протекал бой, как расчёт вёл огонь по танкам фашистов. Он раскрыл все детали поединка, ничего не скрывая, даже упомянул о том, что по вине заряжающего случилась заминка, вражеский танк проскочил через окоп и мог бы своими стальными гусеницами смять орудие. Но в последний момент удалось бросить в танк бутылку с зажигательной смесью, и он, объятый пламенем, по инерции прошёл ещё несколько метров и застыл на месте...
— Кто это сделал? — прервал майор старшину.
— Я ближе всех оказался к танку, — робко промолвил Шпак.
— И вы его подожгли? — уточнил майор.
— Пришлось... — вздохнул Шпак.
— Выходит, рисковали?
Насмешливая улыбка тронула губы старшины.
— А без риска успеха в бою не добиться. Конечно, мы могли развернуть орудие и ударить по танку прямой наводкой, но вряд ли успели бы это сделать. К тому же за прорвавшимся в наш тыл танком бежали ещё два. Тут или пан, или пропал, — повёл плечами Шпак.
«Старшина не растерялся, поступил героически», — подумал о Шпаке майор, а вслух сказал:
— Теперь я уверен, что листовку надо писать о вас, Василий Иванович. Старший лейтенант Кошкин со мной согласен, и лейтенант Жаров тоже. А вы как думаете?
— А не лучше ли написать о капитане Кольцове? — предложил Шпак. — В бою он был тяжело ранен, а я даже царапины не получил. А как вы мыслите, товарищ майор?
Лавров сдвинул брови.
— Я посоветуюсь с начальником политотдела, — сказал он.
Шпак помолчал, думая о чём-то, потом спросил:
— У вас есть ещё что-либо ко мне?
Он заметил, как смутился майор, его открытое лицо вмиг пошло розовыми пятнами, и по всему было видно, что майор не ждал такого вопроса.
— Есть к тебе тяжкое дело, но я не знаю, с чего начать...
Шпак сердито вскинул голову.
— Говорите прямо, товарищ майор, я не из тех, кого беда с ходу ломает.
Майор молча вынул из папки чьё-то письмо и, положив его перед собой, заговорил:
— Недавно я был в командировке в городе Самарканде, в Артиллерийской академии имени Дзержинского. Кстати, я учился в ней до войны, когда она находилась в Москве. Так вот, в этот раз мне надо было подобрать там из числа преподавателей академии двух опытных офицеров для политотдела. Встречался я и с курсантами, познакомился и с вашим сыном Павлом...
— Что вы сказали? — встрепенулся Шпак, растерянно моргая. — Видели моего сына Павла?
— Не только видел, но и побывал у него в гостях. Он познакомил меня со своей женой... — Майор помолчал. — Павел очень на вас похож, ну как две капли воды. У них скоро состоится выпуск, и ваш сын жаждет попасть на Воронежский фронт, надеется, что встретится с вами, Василий Иванович.
— Павел много чего хочет, — усмехнулся старшина. — Но помочь ему в этом деле я не могу. У командира орудия, коим я являюсь, нет таких прав, чтобы взять в свою батарею сына.
Майор, однако, возразил, заметив, что есть такое право у других, кто в силах отдать такой приказ.
— Я уже подумал, как это можно сделать... Но сейчас разговор о другом... — Он взял письмо и отдал его старшине. — Павел просил передать его вам. Прочтите, а я выйду во двор перекурить. Вероятно, у вас появятся вопросы...
Шпак надорвал конверт и, вынув вдвое свёрнутый лист, развернул его и стал читать:
«Батя, привет, дорогой! Горе ворвалось в нашу семью — умерла наша любимая мама, и я ездил в Саратов хоронить её. Телеграмму о смерти мамы прислал мне отец Люси, а тебе дать знать он не мог, так как не знал твоего армейского адреса.
Ну что тебе ещё сказать? Наплакался я там, в Саратове, вдоволь. Мама могла бы ещё пожить, но не судьба — подвело сердце. Ты же знаешь, она часто болела. Что поделаешь! Пусть земля ей будет пухом... А так всё у нас по-старому. Люся ещё не родила. Видимо, в августе нас выпустят. Говорят, все поедем на фронт, но на какой — не говорят. Береги себя, батя, не лезь в пекло.
Целую. Твой Павел.