Курская битва. Огненная дуга

P.S. В академию приезжал майор Лавров Юрий Павлович. Мне и Люсе он понравился. Когда уезжал, я черкнул короткое письмецо. Прости, что мало написал, на душе горечь...»

В блиндаж вошёл майор Лавров, присел рядом.

— Ну, что скажешь, Василий Иванович? — спросил он, заметив, как разволновался старшина.

— Осиротели мы с Павлом, — глухо промолвил Шпак. — Моя жена Зара Фёдоровна, а его мать, умерла.

Майор горько усмехнулся.

— Да, потеря велика, и я тебе сочувствую.

— Обидно до слёз, что я не проводил её в последний путь, — грустно выговорил Шпак, и Лавров уловил в его голосе отчаяние.

Какое-то время майор молчал, потом достал из полевой сумки фотокарточку. На ней была заснята молодая девушка, у неё были большие тёмные глаза и заразительная улыбка.

— Кто это? — спросил старшина, зацепив фото краем глаза.

— Моя дочь... — Лавров глубоко вздохнул, ощутив в душе холодок. — Ей было пятнадцать лет. В прошлом году я её потерял. — Голос у майора сорвался, но Шпак сделал вид, что не заметил этого. — Во время налёта «юнкерсов» на Сталинград бомба попала во двор школы, погибло пять учеников, в их числе и моя Света. Я тоже не был на её похоронах — наш полк в это время отбивал атаку фашистских танков в районе тракторного завода. — Он с минуту помолчал, словно что-то вспоминая, и добавил: — Это фото дочери я ношу с собой. Никак не могу привыкнуть к тому, что Светы нет.

— У вас ещё есть дети? — спросил Шпак после некоторого молчания.

— Нет, Василий Иванович, может, ещё будут, но пока нет. А без детей такая скука, ты не представляешь...

Майор ушёл с горькой улыбкой на озабоченном лице. Глядя ему вслед, Шпак взгрустнул. Кто бы мог подумать, что в семье у Лаврова горе? Старшина постоял, о чём-то размышляя, потом шагнул к выходу из блиндажа. Неожиданно он вспомнил медсестру, и его кольнула мысль: откуда Мария знает Фёдора Кошкина? Где они познакомились? Может, втихую встречается с ним, а ему, старшине, глазки строит? Шпак не знал, какое чувство вспыхнуло в нём, едва припомнил свой разговор с медсестрой. Не ревность ли в нём пробудилась? И что теперь ему делать? «Впрочем, её дело — с кем встречаться и кого любить. Да и кто я такой, чтобы попрекать Машу? — размышлял Шпак. — Я ей не муж и не брат, она мне не жена, пусть живёт так, как ей хочется».

И вновь мысли его вернулись к жене Заре. Ушла из жизни как-то неожиданно, точно молния блеснула на небе, и нет её. Шпак вынул из кармана последнее письмо жены, которое получил на прошлой неделе. Она, видно, чувствовала, что не дождётся мужа с фронта, поэтому писала о том, чем жила её смятенная душа. Его глаза, слегка затуманенные, неторопливо бегали по неровным строчкам:

«Васёк, дорогой мой человек! Пишу тебе, а в глазах слёзы, но почему, и сама не знаю. Сегодня утром проснулась рано, а сердце стучит молотом, начала кружиться голова, появилась тошнота. Вызвала «скорую помощь», она приехала, и врач сделал мне укол. Стало легче. Если случится ещё такой приступ, не быть мне живой. Ты, пожалуйста, не волнуйся, но я хочу, чтобы ты знал: меня даже в минуты сердечного кризиса не покидала мысль о тебе. Как ты там, здоров ли, не ранен?..

Прожили мы с тобой в мире и согласии много лет. Бывало, ссорились, но знай, Вася, я так любила тебя!.. Если со мной что-то случится, ты позаботься о нашем сыне, в нём есть и моя кровинка. Павел уже взрослый, скоро наденет форму офицера, но он молод, и ему нужна твоя поддержка, особенно сейчас, когда идёт такая кровавая война. Ты уж и себя побереги, Васёк. Ну а если я что-то сделала не так, прости, дорогой. Всего тебе доброго, милый!

Целую. Твоя Зара».

Шпак кончил читать письмо и почувствовал, какими влажными стали его глаза. Он не хотел, чтобы его кто-то увидел таким взволнованным, и поспешил уединиться под развесистой ивой, достал из кармана фотокарточку жены и начал её разглядывать. Зара сидела во дворе дома весёлая и кому-то широко улыбалась. Она была такой милой! У него сдавило сердце, даже стало трудно дышать. «Как я буду без тебя жить, Зара? — мысленно говорил Шпак жене, ощущая в душе пустоту и безвыходность. — Я так тебя люблю! — Он весь напрягся, до боли закусил губы. — Кончится война, я приеду домой и стану жить в четырёх стенах. Каково мне будет одному?..»

Его раздумья прервал командир батареи старший лейтенант Кошкин.

— А я вас ищу, — весело бросил он, глядя на старшину. — А чего такой грустный? Я таким вас ещё не видел, а?

Шпак поспешил возразить, мол, всё в порядке, читал письмо из дома и чуток разволновался.

— Ну и как там, в доме? — поинтересовался Кошкин. — Всё как есть? — И не дождавшись ответа, продолжал: — А вот у меня новости. Понимаешь, старшина, жена родила сына! Утром получил телеграмму. Знал бы ты, как я рад! И жена уже дала ему имя, и знаешь какое?

— Федя, — сказал Шпак.

— Откуда тебе известно, а? — удивился Кошкин.

— Вас ведь зовут Фёдором! — улыбнулся через силу старшина. — Так часто поступают мамаши... Дают детям имя отца...